На перекрестках судеб
Шрифт:
– Но, Александр Маркович…
– Я предупредил…
Ей снилось что-то воздушно-приятное. То ли полет в небесах, то ли купание в вечернем море. Где-то за облаками или волнами туманно вырисовывалось нечто тревожное. Но безопасно далекое. Бог с ним! Пока она доплывет-долетит до опасности та, вполне вероятно, потеряет свою актуальность. Впрочем, плыть не хотелось, хотелось зависнуть и остаться навечно в ласковой теплой стихии. Просто парить, просто качаться, ни о чем не думая. Просто
«Может, я растение? – лениво текли стороной мысли. – Водяная лилия? Кувшинка? Лотос? Нет, какое там! На лотос я явно не тяну. Какая уж тут экзотика?..»
На прозрачной поверхности отражались облака. Легкие, пушистые, они тянулись за горизонт, унося с собой что-то очень важное. И Бог с ним! Что может быть важнее спокойствия, прохладной неги…
В белоснежных завитках угадывались строения, фигуры, лица… Водная гладь отражала их с четкостью зеркала… До колонн и балкончиков, до волосинок и пуговок, до родных родинок и веснушек… Нет! Только не веснушки! И не родинки! Никаких ассоциаций! Никаких…
– Прочь! – взревела она, выныривая из сонного морока. – Прочь отсюда!!!
– Проснулась, значит, – послышался из глубин скрипучий голос. – Зовите сестричку…
В унылой комнатушке стоял крохотный столик, два креслица, вешалка с одиноким пальто, белый короб холодильника. На стене чуть перекосилось запыленное зеркало.
«Подойти? Ведь нет никого! Впрочем, можно рассмотреть то, что осталось. Чтобы потом не пугаться собственного отражения».
– А стоит ли? Может, так и уйти, не познакомившись с новым обликом? По-английски. Жалеть-то почти некому. Разве что мама… и он… Неужели? Но как же… и когда…
Она позволила себе слегка слукавить. Каждая женщина совершенно точно знает, когда это случилось. И как…
Потрескавшиеся губы тронула улыбка. Первая за три месяца…
– Ой… – резкая боль прервала терзания.
– Болит? Еще бы… Как это Вас угораздило. Поберегли бы голову-то. Давайте смажем… Где тут у нас бальзамчик?
Пожилой доктор вошел неслышно. И тут же принялся суетиться у холодильника. Переставлял флаконы и коробки, что-то бормотал себе под нос, скрипел дверцей, то и дело поправлял съезжающие очки.
– Доктор, насчет беременности Вы не пошутили?
– С Вами шутить небезопасно, – улыбнулся тот, – так что поостерегусь пока. А Вы порадуйтесь.
– Чему?
– Ну как же…
– А, Вы об этом… Вряд ли смогу… не к месту все это… не к месту…
– Я думаю иначе. Если, конечно, Вас интересует чужое мнение. Если хотите, это Божий подарок. Своеобразная замена…
– Нет!!!
– Еще раз простите, сглупил… Какая здесь может быть замена?
Доктор смутился, уронил коробочку с бальзамом. Неуклюже присел.
Она отвернулась к окну. Хотелось плакать. Но слез не было. Похоже, закончились в тот проклятый вечер. Ушли прочь. Вместе
– Еще один укольчик можно… – шепнул доктор из-за спины. – Так надо. Потерпите денек. Потерпите…
«Еще денек. И еще… и снова… Она только и делает, что терпит. А что остается? Ведь живых в могилу не кладут. А умереть…»
– О самоубийстве даже не думай, – шептала мать, укачивая ее, как маленькую девочку, проснувшуюся от затяжного кошмарного сна. – Грех это, а грешники с невинно убиенными на том свете никогда не встречаются. Никогда…
Мудрая мама знала, как уберечь дочь от последнего шага.
И смогла донести до воспаленного сознания это «никогда». О самоубийстве пришлось забыть. Продолжить земное существование. Лишенное ценностей и смысла. Наполненное болью, гневом и чувством вины. Несмываемой, неискупаемой, обостряющейся каждый день, каждую минуту…
– Бог дает нам лишь те страдания, которые мы сможем вынести, – шептала мама, поглаживая поседевшие прядки. – Держись, моя девочка. Держись…
Ах, если бы она могла! Ах, если бы…
И было забвение. Потом взрыв, психиатрическая лечебница. Бокс для буйно помешанных, как говорили санитары. Недели тяжелого медикаментозного забытья. Между ними – приступы боли, гнева, отчаяния, содранные в кровь пальцы, обломанные ногти, сорванный голос. Что-то еще… такое же острое и беспросветное… Теперь вот, этот крохотный кабинет, палата № 6. И пустота…
Нет, не пустота… Никому не нужная беременность… Начало чьей-то жизни… К чему? У нее не хватит сил и чувств, чтобы выносить, родить, вырастить ребенка… Ее ребенка… ЕГО ребенка…
Она поднялась и подошла к зеркалу. Никакого намека. А должен бы… Совершенно ничего не изменилось с момента последнего свидания с отражением. Изможденная старуха. Пустые, глубоко запавшие глаза. Глубокие носогубные складки. Искусанные в кровь, отливающие синевой губы. Обвисшие груди. Впалый живот. Безвольно опущенные руки…
– Это пройдет, – грустно улыбнулся доктор. – Покой. Хорошее питание. Прогулки на свежем воздухе. Вы выдержите. Время – хороший доктор. Это не банальность, десятилетиями проверенная истина…
«Похоже, теперь все улыбки на ее пути будут грустными. А какими они могут быть после жизни, которая осталась там, на узкой больничной койке. Восемьдесят семь дней назад. Плюс восемь часов. Или уже не восемь? Обратный отсчет? Увы… А ей бы хотелось, чтобы он был обратным…»
– Так что? Будем жить? Вы нужны ребенку. У него никого, кроме Вас…
«Меня тоже нет. Я закончилась… Но если так было угодно Богу, продолжусь в чужой жизни. Начну заново. Было бы за что зацепиться… Впрочем, кажется, есть… Как я могла забыть! Господи…»