На поле овсянниковском(Повести. Рассказы)
Шрифт:
Судя по времени, верст десять он прошел уже, но Бахмутова этого все было не видать, и лес непроглядный, никакого просвета впереди.
Надо бы на тракт выйти и осмотреться, но что-то очень не хочется Борьке туда выходить, но так по лесу можно до ночи бродить.
Вышел он к дороге, но в неудачном месте, к повороту — ни в ту, ни в другую сторону прогляда нет. Пришлось пройти дальше, но не по тракту, а по сугробам опять, и защемило вдруг сердце — может, зря все-таки он так рано от Ольги Андреевны ушел? Ни отдыху себе настоящего не дал, ни ноги в порядок не привел. А потому и усталость навалилась без времени и напора
Выйдя опять к большаку, осмотрелся Борька — никого вроде. Чтобы даль направо проглядеть, лучше бы на другую сторону дороги перебраться. Метнулся через наезженное, и верно, с той обочины хорошо видно, и строения какие-то чернеют, — наверное, Бахмутово это и есть. И тут решил он хоть с полкилометра по утоптаному пройти, тем более смеркаться стало, машин пока не видать, да и услышит он их издалека, успеет в лес шмыгнуть.
Перешел на правую обочину, огляделся по сторонам и пошел. Совсем другое дело по дороге-то идти. Прибавился сразу шаг, ходко пошлось. Правда, лес начинал от тракта отходить, но, думал Борька, пройду еще немного, уж больно по сугробам тяжело было, а потом сверну, но не свернул…
— Хальт! — резануло, как кнутом, за спиной.
Вначале и не поверил: только минуту назад оглядывался — и никого не было. Обернулся — шла рысью на него подвода. Правил лошадью кто-то в шинели красноармейской, а сбоку немец сидел и целился из винтовки в Борьку.
Прыгнул он в кювет, провалился в снег, тут и выстрел раздался. Рванул из кювета, запетлял по снегу, а подвода тут как тут уже…
— Не беги, убьют же, — по-русски голос раздался.
Вспомнил Борька, как стреляют немцы, и представил себя на этом снегу убитым и… остановился.
— Комм, комм, — приказал немец, рукой подзывая.
Повернулся Борька и стал выходить на дорогу, лихорадочно соображая, что немцу отвечать. В лагере никаких меток на его одежде не проставили, значит, о лагере ни слова, врать надо что-то…
Подошел вплотную. Немец с саней слез, обхлопал его по телу, определил, что оружия у Борьки нету, кроме ножа, который на виду у пояса и который он из ножен вынул, осмотрел насмешливо и выбросил в снег, котомку Борькину пощупал, но отбирать не стал.
— Кто такой? — спросил тот, в нашей шинели.
— Разве не видишь? Человек.
— Куда топаешь?
— Домой.
— Ври, да не завирайся.
— Ей-богу, домой. Из Хмелевки я, — сказал Борька название деревни, о которой дед говорил.
— Садись, подвезем, — сказал парень в шинели и улыбнулся.
— Куда?
— Куда надо, туда и подвезем. Не вздумай тикать. Этот папаша стреляет что надо. Верно, фатер? Гут шиссен?
— Яволь, — осклабился немец.
Делать нечего, примостился Борька в сани, а самого такая злость на себя разбирает: какую промашку дал, дурень, слов нету.
Немец стал спрашивать того парня по-своему, тот отвечал, мешая немецкие слова с русскими. Понял Борька: о нем разговор.
— Но-о, родимая, — хлестнул парень лошадь, и тронулись они.
— Куда везете-то? — спросил Борька. — Я и вправду домой тороплюсь.
— Ну, дома-то тебе не видать, но насчет него шпарь, когда спрашивать будут. Понял?
— Понял.
— Куда подъезжаем сейчас? Скажи, ежели местный.
— В Бахмутово вроде…
— Угадал.
— Чего угадывать, — осмелел Борька. — Я его
— Верно. Значит, не врал?
— Зачем?
Немец буркнул что-то, из чего только «генуг» Борька понял, а парень сразу «гут, гут» и замолк.
Совсем скоро въехали они в Бахмутово, повернули в середине села влево и оказались как раз у того дома двухэтажного, о котором и говорил Борька со слов старика. Но был он огорожен проволочным забором, и двое немцев вооруженных по двору ходили: знать, караульные. Один из них ворота открыл, пропустил их. Ездовой стал лошадь распрягать, а немец, скомандовав «комм», повел Борьку вокруг дома. Обойдя его, подошли они к какой-то двери, железом обитой, немец открыл ее и подтолкнул Борьку. Вниз ступени шли. Темно, хоть глаз выколи. Спустившись, пошарил немец рукой, чиркнул зажигалкой и прижег фитилек в гильзе, что стояла слева на табурете. Увидел Борька огромный амбарный замок, который немец, кряхтя, стал открывать. Долго ключом ворочал и про себя что-то бормотал, небось обругивал замок этот старинный. Распахнул дверь и втолкнул Борьку в довольно большое помещение. Там тоже коптилка горела, и разглядел Борька печку железную, нары настоящие, а на них — кто сидел, кто лежал — людей больше десятка. Выглядели они ничего, особых доходяг не заметно. Небритые, конечно, но с теми, кого во ржевском лагере видел, не сравнить. И покуривали почти все. На Борьку глянули без особого интереса, но все-таки вроде ожидали, что он скажет.
— Домой шел и наткнулся на фрица вашего, — не стал Борька менять легенды. — Как тут?
— Ничего. Работаем. Дорогу чистим.
— Тепло у вас, — протянул Борька руки к печурке.
— Топим, потому и тепло.
«Что-то не очень они словоохотливы», — подумал Борька и вынул сигарету. Нагнувшись к печке, взял уголек, прикурил.
— Богат, что ли, куревом? — спросил кто-то.
— Есть малость. — Пачку Борька не вытащил, а только несколько сигаретин и предложил. Взяли. Закурили. — Место-то найдется? — спросил он.
— Найдется. Только тюфяка тебе не приготовили, — усмехнулся один из пожилых.
— Вы и тюфяки имеете? — удивился Борька.
— Это все Петька…
— Что за Петька?
— Ездовой наш… Сам устроился, ну и нас не забывает.
Понял Борька, что о том парне речь, который лошадью правил. Начал он пока разуваться, портянки у печки разложил, осмотрел пальцы своих ног — раздутые, красные, — опять прихватило. Да, поспешил Борька в дорогу пуститься, денька бы два погодить…
Вскоре замок заскрипел, отворилась дверь, и вошел Петька этот, а с ним немец. Немец их всех оглядел, пробурчал что-то вроде «орднунг», «орднунг» и вышел. Петька веселым выглядел, а когда заговорил, пахнуло самогонным духом.
— Ноги, что ли, у тебя помороженные? — спросил он Борьку.
— Как видишь.
— Как ты нас проворонил? Да, и я тебя увидел только, когда немец крикнул, а то бы гикнул на лошадь…
— Чего теперь… — махнул рукой Борька.
— Здесь жить можно, — заявил Петька. — Только от работы не отлынивать.
— А что здесь?
— Дорожная часть. Завтра тебя офицер ихний допросит и, думаю, оставит. Народ нам нужен. Отойдем-ка, — отвел его Петька в сторону. — Теперь расскажи, что нового знаешь? Только не греми.