На полголовы впереди

Фрэнсис Дик

Я вспомнил о миссис Бодлер, с которой разговаривал по телефону перед самым отъездом к "Шато".

– Билл просил передать вам, – сказала она, – что Ленни Хиггс действительно наложил в штаны и стал как шелковый. Сейчас он в безопасности и под присмотром, а для Лорентайдского Ледника нанят новый конюх – тренер дал на это согласие по телефону. Тренеру сказали, что Ленни Хиггс сбежал. Билл уехал из Виннипега и вернулся в Торонто. Он говорит, что срочно консультировался с генералом, и они решили, что Билл должен при первой же возможности повидаться

с миссис Даффодил Квентин. Вы в этом что-нибудь понимаете?

– Еще как, – с жаром сказал я.

– Ну хорошо.

– Билл все еще собирается лететь в Ванкувер? – спросил я.

– О да, насколько я знаю. В понедельник вечером, по-моему, чтобы успеть на скачки во вторник. Он сказал, что в среду снова вернется сюда.

Очень неудобная вещь – эта разница во времени.

– Канада – огромная страна.

– Пять тысяч пятьсот четырнадцать километров от берега до берега, назидательно сказала она.

Я засмеялся:

– Переведите это для меня в мили.

– Сами должны знать арифметику, молодой человек.

Позже я это сделал, любопытства ради – получилось три тысячи четыреста двадцать шесть миль с четвертью.

Она спросила, есть ли у меня еще вопросы, но я ничего не мог придумать и сказал, что буду снова звонить ей утром из Ванкувера.

– Спокойной вам ночи, – весело сказала она.

– Вам тоже.

– Ладно. – Но в голосе ее не было уверенности, и я сообразил, что ей, наверное, никогда не выпадает спокойная ночь.

– Ну, тогда приятных сновидений, – сказал я.

– Так лучше. Пока.

Как всегда, ответить она мне времени не дала. Вдали прогудел поезд для человека, привычного к странствиям, это один из самых заманчивых и соблазнительных звуков. И еще – гулкие гортанные сирены судов, отправляющихся в плавание. Если у меня и есть какое-то непреодолимое пристрастие, то не к приездам, а к отъездам.

Сверкая прожекторами в ярком послеполуденном солнечном свете, огромный желтый локомотив с приглушенным грохотом вкатился на станцию и медленно прополз мимо нас. В окошко выглядывал один из машинистов – из всей поездной бригады только они не ехали с нами бессменно от самого Торонто: на каждом перегоне железной дороги работают свои машинисты.

На станции Лейк-Луиз нет боковых путей, поэтому укороченный поезд, доставивший нас сюда, вернулся в Банф и простоял там те два дня, которые мы провели в горах. Джордж Берли, отвечавший за него, тоже уезжал. Теперь он вернулся уже с полным комплектом вагонов – как только поезд остановился на станции, его округлая фигура показалась в дверях, и он, спустившись на перрон, принялся радостно здороваться с пассажирами, словно со старыми друзьями, с которыми встретился после долгой разлуки.

В заметно приподнятом настроении все направились по своим уже привычным купе, а угрюмый квартет Лорриморов – к открытой площадке собственного вагона в самом хвосте поезда, но во всей картине это был единственный невеселый штрих. Нелл подошла и заговорила с ними, стараясь их приободрить.

Мерсер остановился, что-то ей ответил и улыбнулся,

а остальные молча вошли в вагон. Стоит ли с ними так нянчиться, подумал я, благодарности все равно не дождешься. Но с Мерсером, с этим святым, который слеп ко всему на свете, нянчиться почему-то всегда хотелось.

Филмер поднялся в свой спальный вагон, и я видел через окно, как он устраивается у себя в купе. Как развешивает свои пиджаки, как моет руки самые обычные действия. "Как отличить хорошего человека от плохого? – подумал я. – Один стремится строить, а другой – наводить страх и разрушать. Но плохой человек может получать от жизни больше удовлетворения и радости, чем хороший, – такова уж горькая ирония судьбы".

Я дошел до вагона, где находилось мое купе, положил сумку и снял плащ, оставшись в привычной "ливрее". Только одну ночь остается мне пробыть официантом Томми. Один ужин, один завтрак. Жаль, подумал я: к Томми я уже порядком привязался.

Джордж прыгнул на подножку, когда поезд уже плавно тронулся, и с довольным видом ухмыльнулся, увидев меня.

– Повезло нам, что отопление в поезде работает, а? – сказал он.

– А что? – спросил я. – Тут очень тепло.

– Они никак не могли разжечь котел. – Казалось, он относится к этому как к веселой шутке. – И знаете, почему?

Я отрицательно покачал головой.

– Не было горючего.

Я с недоумением взглянул на него.

– Но ведь... Они же могли заправиться?

– И заправились, будьте уверены, – сказал он. – Только два дня назад залили полный бак, а? Когда мы прибыли в Банф. Или думали, что залили. Но когда мы посмотрели, из донного слива вытекали последние капли, а его открывают только изредка, когда надо промыть бак, а? – Он выжидательно посмотрел на меня весело блестящими глазами.

– Кто-то украл горючее?

Он усмехнулся:

– Либо слил его из бака, либо его вообще не заливали, а слив открыли, чтобы замести следы.

– И много горючего вылилось на землю? – спросил я.

– Вы не такой уж плохой детектив, да? Много.

– Что вы по этому поводу думаете?

– Я думаю, что его вообще не залили сколько нужно, – вероятно, ровно столько, чтобы мы могли отъехать подальше от Лейк-Луиз, и приоткрыли слив, чтобы мы подумали, будто все горючее случайно вытекло по дороге, а?

Только они просчитались. Слишком широко открыли слив. – В голосе его слышался смех. – Вот была бы история, если бы поезд остался без отопления в горах, а? Поморозились бы все лошади. Скандал!

– Вас это, кажется, не очень волнует.

– Но ведь этого не случилось, верно?

– Пожалуй, да.

– Мы все равно должны были заправляться снова в Ревелстоке, – сказал он. – Это здорово подпортило бы ваш грандиозный банкет, а? Но умереть никто бы не умер. Сомневаюсь даже, чтобы кто-нибудь обморозился, все-таки сейчас не январь. Температура здесь после захода солнца опускается ниже нуля, это будет довольно скоро, но дорога идет по долинам, не по горам, а? И потом в вагонах нет ветра.