На полпути к себе
Шрифт:
— Тебя родители учили, что воровать нехорошо?
— Нет у меня родителей, господин, и не было никогда! — жалобно затянул парень.
— Так уж и никогда? Насколько я понимаю, люди не возникают из ниоткуда, и если ты не знаешь своих родителей в лицо, это ещё не значит, что их не было вовсе... Хорошо, кто тебя воспитывал?
— Никто и не воспитывал... — он гнул свою линию.
— Интересно, как в Воровской Гильдии Виллерима отнесутся к твоим словам? — задумчиво усмехнулся я.
— А что? — парень сразу набычился. — Ничего я такого не сказал...
— Ничего! — лукаво подтвердил я. — Кроме того, что не признаёшь никого из них своим воспитателем...
Видели когда-нибудь
— Господин... Вы же не скажете...
— Всё будет зависеть от тебя. Если дашь слово, что не будешь воровать у тех, кто беднее тебя, не скажу.
— Да, чем хотите, поклянусь! — воришка чуть ожил.
— Клясться не надо, достаточно твоего слова. Если, конечно, ты уважаешь себя и свои слова, — на сей раз улыбаюсь по-доброму и разжимаю пальцы.
Парень некоторое время смотрит на меня странным взглядом, словно не может понять, что мне вообще было нужно, потом важно сообщает:
— Я своё слово сдержу.
— Надеюсь! — достаю из своего кошелька серебряную монету и кидаю незадачливому воришке. Он оторопело ловит серый кругляшок и раскрывает рот, намереваясь спросить: «Почему?», но я машу рукой:
— Считай это моим вкладом в твою будущую карьеру!
Парень остаётся стоять посреди улицы, не обращая внимания на недовольные комментарии прохожих, вынужденных его обходить, а мы с эльфом следуем за девушкой, столь любезно и просто решившей проблему нашего проживания в столице.
Роду Агрио графский титул был дарован исключительно за военную доблесть и верность престолу: в каком-то лохматом году молодой офицер оказал Его Величеству неоценимые услуги и получил взамен сомнительную радость считаться дворянином. Впрочем, и он сам, и его наследники верой и правдой служили своим королям до тех пор, пока более пронырливые и менее благородные соперники не оттеснили бравых, но недальновидных вояк подальше от трона. Сейчас — спустя несколько веков после возвышения — род Агрио медленно умирал. Конечно, старая графиня была ещё жива и здорова, к тому же растила дочь, но... Графское имение, полуразорённое ещё во время последней гражданской войны, давало доход, позволяющий лишь не протягивать ноги с голоду да с неимоверным трудом содержать в относительном порядке столичный дом. Графиня и рада была бы жить на природе, но тамошнее «гнездо» было давно разобрано на камни и продано, чтобы расплатиться с кредиторами, так что приходилось ютиться в мрачном особняке, располагавшемся на Третьем Луче. Место престижное, участок земли — большой, позволяющий разбить целый парк, но ведь, чем больше размер имущества, тем больше нужно вкладывать средств, чтобы оное имущество не теряло своей привлекательности... Впрочем, парк был. Нерегулярный, конечно, потому что старик-садовник, приехавший из имения, был уже не в состоянии тщательно следить за клумбами и героически бороться с сорняками. Вечером нагромождение деревьев и лабиринт тропинок показались мне неприглядными, однако, наступило утро, и россыпь инея, нарядным узором украсившая чёрный бархат веток, смягчила впечатление. Очень милый парк. Особенно из окна...
М-да, как много совершенно бесполезной информации можно узнать у камина за бокалом слегка горчащего вина... Я на миг отвлёкся от созерцания красот природы, чтобы проверить, как греется вода. Предстояло выполнить ряд процедур, заранее вызывающих у меня зевоту и раздражение... Поганец листоухий, сам бы себе такое придумал!...
В кухне было тихо и пустынно. Причём, пустынно —
Равель... Милая, но совершенно не интересная девочка. Впрочем, ей уже за двадцать, так что именование «девочкой» неуместно. Бывают такие люди: и не уроды, и умные, и здоровые, а... никому не нужны. Нет, себя в виду не имею, потому что не удовлетворяю ни одному пункту в полном объёме! Так вот, Равель — очень милая девушка. Ниже среднего роста, с хорошим костяком (что и не удивительно — при таком-то боевом прошлом пращуров!), но прискорбно худенькая и бледная. Последняя деталь, кстати, очень её портит: от природы тёмноволосая, но со странно светлыми глазами, Равель при своей бледности (вызванной, скорее всего, недоеданием) выглядит больной и невзрачной. Ей бы мяса и фруктов каждый день, да энергичного ухажёра — и волосы заблестят, и румянец появится, и вообще, станет настоящей красавицей... Хотя, и так очаровательна. На мой непредвзятый взгляд. С детства привыкшая к скромному существованию, не гнушающаяся работой по дому, терпеливая, немного робкая (ну, тут мама виновата — просто генерал в юбке!) — находка для любого жениха. Приданого бы побогаче... Жаль девушку — никто ведь из равных не позарится, а выходить замуж за купца или ремесленника, значит, прервать славный род. Уж этого мамочка не позволит!
Возвращаюсь к плите. Вот так всегда: если ждать, то вода кипеть попросту не желает. А вот если отвлечёшься...
— О чём задумался? — в дверном проёме возник Мэй, плавными движениями расчёски разбирающий серебристые пряди после сна. Милашка, однако...
— Да вот, размышляю, каким образом заработать средства на пропитание... — я внимательно посмотрел на эльфа и равнодушно продолжил: — Пожалуй, нужно найти где-нибудь крепкий поводок...
— Зачем? — листоухий попался на уловку, как самый настоящий ребёнок.
— А тебя буду по улицам водить и за деньги показывать!
На мгновение он поверил. Поверил и густо покраснел, потому что представил себе описанную картинку во всех подробностях, добавив и тех, которые я даже не подразумевал. Впрочем, смущение длилось не больше трёх вдохов: уловив в моём взгляде сочувственную улыбку, Мэй недовольно морщится.
— В следующий раз, пожалуйста, предупреждай, что шутишь!
— Но тогда настоящего веселья не получится, — резонно возражаю и снимаю с огня ковш с закипевшей водой.
— Да уж, веселье... — он качает головой. — Особенно для меня.
— А почему, собственно, ты решил, что я шучу?
— Так это не... — лилово-серебряные глаза округлились.
— Меня за деньги показывать бессмысленно: ничего из себя не представляю, а вот эльф...
— Ты не посмеешь!
— Если поймаю, то посмею!
— Сначала поймай!
— Очень надо... Сам прибежишь. За советом, — злорадно ухмыляюсь, и листоухий кусает губу, понимая, что в данном случае я совершенно прав.
— И ты хочешь... в самом деле...
На бедняжку больно смотреть: можно с натуры лепить статую «Покорность судьбе». Нет, скульптурную группу — с моим непременным участием!
— Ещё можно в клетку посадить. Голенького, — я не улыбаюсь только потому, что проблема добывания денег успешно мучает меня со вчерашнего вечера.
— Ты... — эльф близок к тому, чтобы потерять дар речи. — Лэрры так себя не ведут...
— А кто тебе сказал, что я — лэрр? — настала пора удивлённо изгибать брови.