На пороге Будущего
Шрифт:
Из больницы она направилась в храм, где ей надлежало принять участие в обряде освящения первых даров зимы: только что отжатого оливкового масла и молодого вина прошлогоднего урожая. Хлеба в списке священных даров земли не было. На теплом севере зерновые каши и похлебки считались грубой пищей бедняков, а булок, пирогов и лапши здесь совсем не знали. Зато вино почиталось как драгоценный символ здоровья и силы, а масло использовалось везде, от кулинарии до промышленности.
Будучи царицей, первой дамой государства, Евгения обязана была участвовать и в религиозных обрядах. Эта ее роль была почти полностью представительской: она молча выполняла указания Ханияра и его помощников и не испытывала желания влиять на своих подданных еще и в этом качестве. И все же храмовые ритуалы задевали какие-то древние языческие струны ее души. Вот и сейчас, исполняя свою роль, она чувствовала, как в самой глубине сознания рождается темный, неясный восторг. Большой зал храма был освещен
И все же… Произнося слова молитв, очарованная прекрасными голосами певчих, восхищенная величавостью первосвященника, Евгения ощущала непривычное возбуждение, страстное желание отдаться во власть сил, что правили душой ее народа. И долго еще, сняв ритуальные одежды, она будто бы чуяла запах священных благовоний, слышала чудесное пение, призывающее небесную благодать и щедрость земли объединиться для блага человека.
9
Хален уехал в свой гарнизон в устье Фарады. Вместе с ним покинули замок Венгесе и тридцать гвардейцев. Остались Пеликен и еще трое — телохранители царицы.
— Ты знаешь, что моя любовь к тебе безмерна, госпожа, но это несправедливо, — жаловался Пеликен. — Прошло уже четыре года с тех пор, как я последний раз видел врага. У меня прямо руки чешутся схватить меч, бежать в бой!
— Бери меч и тренируйся, — отвечала Евгения.
— Никакая тренировка не сравнится со сражением, в котором я могу убить или быть убитым!
— Муж твоей последней пассии только и ждет, чтобы ты дал ему повод вызвать тебя на поединок. Думаю, достаточно будет поцеловать ей прилюдно руку, и у тебя появится возможность подраться!
Пеликен смеялся, качал головой. Его товарищи помалкивали, но и им страстно хотелось на границу.
Шли холодные дожди, зимний ветер гудел на городских улицах, сносил с труб дымки. Корабли редко выходили в море, где один за другим прокатывались мощные штормы. По вечерам в Большом зале выступали танцоры и певцы, которых очень любила царица. Приходила Сериада со своими девушками, они рассаживались в кресла с вышиванием и вязаньем. Евгения подолгу смотрела в пылающее жерло камина и иногда вздрагивала — ей чудился голос мужа у дверей. Сериада тоже молчала, пряча за улыбкой привычную тоску. Потом музыканты расходились, царевна отправлялась к себе, Пеликен отвешивал последний поклон, уходя в город на поиски приключений, а Евгения медленно поднималась наверх и ложилась в постель. По стене, освещенной лунами, мчались двойные тени облаков, и она видела перед собой лицо Халена.
Он слал письма, в которых рассказывал, что обстановка на границе осложнилась из-за какого-то конфликта, вызвавшего ярость дикарей. Прежде редкие схватки случались теперь то и дело на протяжении нескольких сотен тсанов вдоль иатийского берега, и атаки врагов якобы вынуждали иантийцев переплывать Фараду для ответных ударов. За этими рассказами читалось намерение царя задержаться на границе как можно дольше. Тем временем в Киаре все больше требовалось его присутствие. Пора было созывать Совет для подведения итогов уходящего
Когда Хален не вернулся и к празднику Нового года, она окончательно рассердилась.
— Твоя кольчуга еще не заржавела? Собирайся, мы едем на границу.
— Слушаюсь!
Пеликен едва не в припрыжку кинулся в казарму. Евгения передала свои дела Бронку Калитераду. Побывав в последний раз в больнице и обойдя замок, где ничто не могло укрыться от ее хозяйского взора, она отправилась в путь. Ее сопровождали девушки, гвардейцы и пятьдесят солдат Киарского гарнизона.
Ни одной царице до Евгении и в голову не приходило посещать гарнизоны. Война — грязное и опасное занятие, а у повелительницы страны и в столице хватает дел. Однако солдаты не роптали, а напротив, восхищались своей госпожой. Отъехав от Киары на полсотни тсанов, Евгения покинула карету. В экипаже остались ее служанки и подруги, без которых невозможно отправиться в дальний путь, а сама она скакала верхом, не чувствуя усталости. До царского гарнизона было двести тридцать тсанов. Она торопила спутников. Они были этим не очень-то довольны — никому не хотелось оказаться рядом, когда царь увидит, что жена приехала за ним, как за непослушным мальчишкой. Евгения тоже понимала, что муж не придет в восторг от ее появления. Именно поэтому она и спешила: легче встретиться с разъяренным Халеном лицом к лицу, чем постоянно думать об этом.
— Я пошлю вперед гонца, моя госпожа! — крикнул Пеликен.
— Не нужно. Мы появимся без предупреждения.
— Не советую. Халену это не понравится!
Евгения пришпорила коня, ускакала вперед. Пеликену пришлось сделать то же самое. Дороги были недавно отремонтированы и безопасны, и он мог позволить своей подопечной на пол-тсана опередить отряд, но сам не отставал ни на шаг. Когда он вновь догнал Знаменосца, Евгения натянула поводья. Она смеялась.
— Знаю, чего ты боишься. Думаешь, Хален заставит тебя отчитываться за мое плохое поведение.
— А кого же еще? На тебя он кричать не станет, зато мне достанется на орехи!
— Я постараюсь тебя выгородить. В конце концов, он же должен понять, что у нас не было иного выхода! Мы просрочили Совет уже на два месяца!
— Ты сказала «у нас»? Я польщен. Что же до заседания, нужно издать приказ, уполномочивающий тебя вести Совет в отсутствие царя.
Евгения усмехнулась.
— Это не женское дело. Рассы никогда не подчинятся такому приказу.
— Губернатор Готанора точно не подчинится. Он спит и видит, как бы самому стать заместителем главы Совета.
— Уверена, Маталан примчится в Киару, как только услышит о моем отъезде, и будет сутками дурить Бронку голову, внося свои бесконечные предложения.
— Я сказал ему однажды: «Если ты такой умный, езжай в Рос-Теору, там любят честолюбивых политиков. А нам хватает одного царя». После этого мне, пожалуй, не стоит больше бывать в Готаноре…
— Хален сумеет поставить его на место. Если, конечно, мы сумеем вернуть Халена в город.
На второй день пути сады сменились лугами, потом — плантациями тростника. Северо-западные земли были мало заселены и пустынны. Под сизыми тучами парили крупные хищные птицы. Зима подняла уровень бесчисленных рек и речушек, породила множество новых ручьев, которые теперь, с возвращением летнего солнца, должны были исчезнуть. Но великолепная дорога на высокой насыпи была сухой. Евгения сняла с головы платок, подставляя лицо теплому весеннему ветру. Ее руки в кожаных перчатках уверенно держали повод. Оглядывая просторы, она видела вдали стада, медленно перемещавшиеся по склонам холмов. Облака то спускались к ним, то поднимались высоко в небо. Кое-где стояли крохотные хижины пастухов, и мальчишки с длинными, длинней их самих, посохами в руках бежали наперерез отряду, выкрикивая боевой клич царя. Солдаты не обращали на них внимания, а они замирали с открытыми ртами, провожая глазами всадницу, ведущую за собой мужчин.
Впервые за долгое время Евгения чувствовала себя свободной от уз, которыми сковала ее жизнь в замке. Ей дышалось легко и хотелось смеяться от беспричинной радости. Она всегда любила путешествовать. Ей нравилось смотреть, как убегает прочь земля под ногами, оставляя далеко позади родной дом и приближая новые, неизведанные края.
Вечером отряд остановился на ночлег на утрамбованной площадке рядом с дорогой. Такие площадки располагались через каждые двадцать тсанов и предназначались для отдыха путников. А еще до обеда следующего дня отряд достиг цели.