На пороге чудес
Шрифт:
— Вы едите что-нибудь? — спросила Барбара.
Вопрос был логичным. Здешний рынок кишел продуктами, способными убить всякого, у кого не окажется в кишечнике нескольких поколений нужных бактерий.
— У меня просто температура, — сказала Марина.
— Высокая или низкая?
— У меня нет термометра, — ей надоело разговаривать и хотелось положить трубку.
— Ладно, — объявила Барбара. — Я буду у вас через час и покажу вам несколько платьев.
— Я не хочу сейчас ни с кем общаться, и мне не нужны платья. Я признательна вам, но поверьте, я сама врач.
— Нет, не знаете, — весело возразила Барбара.
Томо, консьерж отеля, с его чувством долга, которое превосходило все, на что была способна сама Марина, продолжал звонить в аэропорт по поводу ее багажа. Чемодан обнаружили в Испании, но потом опять потеряли. Еще Томо посылали в ее номер, когда кто-то из постояльцев звонил и жаловался на крики. Теперь же он заботился о Марине, потому что она заболела. Он приносил ей бутылки с сиропом сахарного тростника, газировку и жесткие сухие крекеры.
Надо признать, Марина, оказавшаяся на мели, без багажа, вызывала симпатию всего отеля, но все признавали за Томо право заботиться о ней.
И когда в ее дверь постучали — в какое время, она не могла сказать (сон был для нее наркозом, она периодически выныривала из него, а потом погружалась снова), — Марина подумала, что это Томо.
Она закуталась в лишнюю простыню, заменявшую ей халат, и открыла дверь.
Барбара строго оглядела ее с ног до головы.
— Ох, вы плохо выглядите, — проговорила она, растягивая гласные. — Почему вы мне не позвонили?
Марина, разочарованная тем, что теперь ей придется долго разговаривать, а не спать, отступила в свой темный и затхлый номер.
Барбара прошла за ней.
— Я принесла вам полезные вещи, — она показала небольшой грязноватый бумажный пакет и сумку из гобеленовой ткани. Уборщицы не заходили к Марине несколько дней, потому что она все время спала. На полу под ногами хрустели кусочки крекеров.
— Нельзя так жить, — с этими словами Барбара раздвинула шторы.
— Мои стандарты жизни сильно изменились, — Марина рухнула на постель.
Если кто-то думает, что заснуть при постороннем человеке трудно, он ошибается. На самом деле нет ничего проще.
Барбара достала из пакета бумажный стакан и сняла крышку.
— Вот, — она протянула стакан Марине. — Сядьте. Вы должны это выпить, пока горячее.
Марина наклонилась и понюхала содержимое стакана. Там была река, уваренная до тухлой жижи. Даже цвет тот же. Пар, поднимавшийся с ее поверхности, напоминал тяжелый утренний туман.
— Где вы это взяли?
— На рынке у шамана. Не говорите ничего о шамане, пока не попробуете. В этой стране меня кусали все насекомые. У меня были такие жуткие болячки, такая температура, что вспоминать страшно. Джеки однажды сильно отравился. Он съел жареную черепаху, и это был идиотизм с его стороны. Он умирал у меня на глазах. Нас каждый раз спасал шаман. Я ему абсолютно доверяю и готова открыть для него счет.
Конечно же, шаман тоже будет получать прямую оплату от «Фогель».
— Но ведь шаман меня даже не видел, — возразила Марина,
— Я объяснила ситуацию. Вернее, Милтон вместо меня объяснил ситуацию, после того как я объяснила ее Милтону. Шаман говорит не на том же португальском, что я, а мне было важно объяснить все точно. Кстати, Милтон желает вам скорого выздоровления.
Она прижала стакан к ключице Марины и держала его так, пока Марина не взяла его в руки.
— Какой-то идиотизм, — заявила Марина, глядя на мутную жидкость.
Стакан был теплый. Запах поднимался к ней слоями: вода, рыба, грязь, смерть.
— Пейте! — резко прикрикнула Барбара. — Я уже устала вас уговаривать. Пейте все залпом, быстро! Пейте, черт побери!
Марина, удивленная силой напора и бешенством на лице Барбары Бовендер, подчинилась и одним большим глотком выпила вонючую жидкость. На дне она была еще более густой и вязкой; крошечные кусочки чего-то твердого застряли у нее в горле. …Лодка, в которой они плыли, была выдолблена из ствола дерева. Их с отцом выбросило в реку. Вода попала ей в глаза, нос и рот. Марина пошла на дно еще до того, как сумела поплыть, и у нее остался только один вкус — реки. Она уже успела забыть этот вкус…
— Запрокиньте голову назад! Дышите! — кричала Барбара. — Не вздумайте все вытошнить!
Встав на колени перед Мариной, она положила руки на ее колени.
Мистер Фокс недавно определил разницу между Мариной и Андерсом: мол, Андерсу не хватило здравого смысла вернуться домой сразу, как только он заболел. Ох, ее желание вернуться тоже мало что значило. Сейчас она просто не смогла бы. Ее трясла лихорадка, она волнами прокатывалась по ее влажной от пота коже, вызывала конвульсии в позвоночнике…
— О'кей, — Барбара похлопала Марину по коленям. — Теперь другое дело. Сейчас вам будет плохо, по-настоящему плохо, но совсем ненадолго, на час или чуть больше. Все зависит от того, что нужно сломать у вас внутри. После этого станет абсолютно хорошо. Более чем хорошо. Я с радостью посижу с вами. Я свободна весь день.
Марина взглянула на гостью, но увидела лишь свет ее волос, словно удалявшийся в туннель.
И сказала, что не хочет, чтобы Барбара осталась.
Барбара разочарованно пожала плечами и взяла в руки ледяные пальцы Марины:
— О'кей, я вернусь в пять часов. Мы решим, какое платье вы наденете завтра в оперу. Я привезла несколько таких, которые будут красиво на вас смотреться. Как удачно, что у нас оказалась такая же высокая знакомая, — она пристально вгляделась в Марину: — Вам хочется стошнить? Постарайтесь удержаться как можно дольше. Чем дольше — тем лучше подействует лекарство. Дышите глубже — это помогает.
Пот градом тек по лбу Марины, по ее щекам и шее. Прозрачная жидкая слизь текла из носа, текла даже сильнее, чем пот и слезы из глаз. Марина даже не пыталась что-то сделать, ясно понимая, что никак не сможет это остановить. Дрожь сотрясала ее так, что стучали зубы, и она старалась держать рот открытым.