На пороге чудес

Пэтчетт Энн

Расстегнув пуговицы, женщина помогла Марине снять рубашку.

Что сказал бы по этому поводу Андерс?

«Их яйцеклетки не стареют, понимаешь?»

Сколько детей родила эта женщина, сколько их в этом доме на сваях? Девчушка, у которой отобрали нож? Женщина, плетущая крышу? Мужчины, дожидающиеся, когда можно будет снова долбить лодку?

Подошла другая женщина и маленькой, не очень чистой тряпкой обтерла руки и спину Марины, обтерла ее живот и шею.

Дотронулась до лифчика и что-то сказала старушке.

Та буквально

уткнулась носом в ложбинку между грудями и внимательно рассматривала кружевную отделку белых чашечек.

Доктор Нкомо взял на руки девчушку, деликатно повернувшись спиной к Марине, а мужчины-лакаши скрестили на груди руки и с интересом следили за происходящим.

Марину не волновало ни то, ни другое.

Ее ударил ножкой ребенок, матери которого было не меньше шестидесяти, а то и все семьдесят.

Девочка-подросток встала перед Мариной и подняла кверху руки.

Марина не сразу сообразила, что это не игра, а инструкция, и тоже подняла руки. Девочка явно намеревалась надеть на Марину платье-рубашку, но это у нее не получалось из-за их разницы в росте, и Марина натянула его сама.

В это время одна из женщин стащила с нее брюки и стала обтирать ее ноги. Марина покорно перешагнула через брюки, и их унесли.

Теперь Марина была одета, как все женщины-лакаши, в просторное платье-рубашку, достаточно широкое, чтобы в нем можно было проходить всю беременность. У лакаши платья были рассчитаны на материнство.

Без «молний» и пуговиц Марина выглядела как остальные женщины — кандидатом в сельский дом для умалишенных.

Марине платье оказалось значительно коротко; женщины показывали пальцем на ее колени и смеялись, как будто в этом было что-то скандальное.

Потом они сели на пол.

Марина села с ними и опять положила руку на живот женщины, дожидаясь, когда снова зашевелится ребенок.

Тем временем та, что плела крышу, зачесала волосы Марины назад и заплела их туже, чем когда-то заплетала их Маринина мать. Девочка-подросток откусила зубами перо пальмового листа и перевязала кончик косы.

Под рукой Марины плавал плод.

Судя по всему, срок беременности составлял около шести месяцев.

Марина сообразила, что не дотрагивалась ни до одной беременной с тех пор, как переменила профиль обучения.

Неужели такое возможно?! В конце концов, все те бесчисленные животы, которые она трогала во время интернатуры, — как она могла их забыть?

— Вы ведь знали о лакаши и о том, почему здесь работает доктор Свенсон. Андерс вам писал? — спросил доктор Нкомо.

Девчушка играла его очками, играла осторожно, просто складывала и распрямляла дужки.

— Писать-то писал, но мне как-то не верилось. Совсем другое дело, когда все видишь свои глазами.

— Вы правы, — согласился доктор Нкомо. — Я читал работы доктора Свенсон, но все равно очень удивился. Я очень много думал о репродуктивных особенностях москитов и недостаточно много о репродуктивных

особенностях женщин. Знаете, что говорит моя супруга? Что если мы будем медлить и дальше с рождением ребенка, ей придется приехать сюда и жить у лакаши, чтобы забеременеть.

Марина потрогала тупую косу и попыталась сделать ее более рыхлой, чтобы не заболела голова.

— Я думала, что вы проводите исследования вместе с доктором Свенсон.

— Ах, — вздохнул доктор Нкомо, отбирая очки у девчушки (та опять зарыдала от огорчения). — Мы работаем вместе, но у нас разные сферы исследований. Они совпадают лишь частично.

Их хозяева внимательно следили за разговором и поворачивали голову то к Марине, то к доктору Нкомо, словно наблюдая игру в теннис.

— Что вы изучаете, доктор Нкомо?

— Пожалуйста, называйте меня Томас. Можно сказать так: в центре моего внимания находится нецелевая токсичность лекарственного препарата; правда, в данном случае, он не токсичен. В препарате выявлены и другие полезные свойства, не связанные с фертильностью.

Марине хотелось спросить, каковы другие полезные свойства препарата и кто оплачивает его исследования, но в этот момент на настил взобрался Истер, такой мокрый, словно только что искупался в реке. На его лице была паника, и Марина догадалась о ее причине.

Он был уверен, что она погибла.

Его глаза быстро обшарили комнату, скользнули мимо нее и ненадолго задержались на Томасе Нкомо.

Истер хотел уже спускаться вниз, и она поскорее встала.

Поняв, что это она — в таком платье и с заплетенными в косу волосами, — он одним махом одолел последние ступеньки лестницы. Его футболка растянулась от дождя, колени были измазаны грязью. Он принялся хлопать по ее рукам, бедрам, спине и не мог остановиться.

Ведь она была его подопечной, и он ее потерял…

Лакаши кивали, цокали языком и тыкали в него пальцем, но Истер не смотрел в их сторону, и они затихли.

Бесполезно дразнить глухого, если он не смотрит на тебя.

— Дождь заканчивается, — сообщил Томас, выглянув за край крыши. — Может, даже перестал совсем, просто с деревьев течет вода. Мне всегда трудно определить разницу между дождем и его остатками, задержавшимися в кронах деревьев.

— Я готова промокнуть еще раз. — Марина обняла за плечи Истера.

Она думала о его ящике, ручках и перьях, о письме Андерса, обращенном ко всему миру.

— Тогда пошли, — Томас отвесил серию низких поклонов всем обитателям жилища.

— Как сказать «спасибо»?

— Насколько мне известно, такого слова у лакаши не существует. Я многим задавал этот вопрос, и никто мне не дал ответа.

Марина поглядела на радушных хозяев, а те уставились на нее, словно надеялись, что она что-нибудь придумает.

— Как по-португальски?

— Обригадо.

— Обригадо, — сказала Марина беременной женщине; на лице у той ничего не отразилось.