На пороге чудес

Пэтчетт Энн

— У женщин-лакаши нет постменструального возраста. В этом-то и дело.

— Тогда поезжайте к жинта. Не пробуйте на себе.

— Как быстро мы отбрасываем нашу медицинскую этику! Я создам этот препарат. Если я верю в него, а я верю, тогда я должна испробовать его на себе.

— А кто отец?

Доктор Свенсон смерила ее взглядом, полным сурового разочарования, какой приберегала для первокурсников:

— Доктор Сингх, это несерьезно, честное слово.

Учитывая бурные события этого дня, Марина могла бы поклясться, что ее уже ничто не огорчит, и все-таки увидела, что у нее задрожали руки.

— Я понимаю, что вы проводите

очень узкое первоначальное испытание на себе. Но конечным результатом этого эксперимента будет ребенок. При всех моих пожеланиях вам долгих лет жизни, возможно, вы проживете не столько, сколько требуется ему. Если нет и отца — в традиционном смысле, тогда что же будет с ним?

— Тут вокруг полно детей. Думаете, племя не вырастит еще одного? Меня тут очень уважают. Любой результат моего эксперимента, как вы ласково именуете этого ребенка, станет желанным и не останется без хорошего ухода.

— Вы намерены оставить его здесь? Ребенок Энник Свенсон будет жить у лакаши?

— Это приличное, хорошо организованное племя.

— Вам нужно лечь в госпиталь Рэдклиффа.

— Не хочу.

Между тем Истер крепко спал.

Его рубашка, руки и лицо были измазаны кровью.

Она только что это заметила.

Ладно, она возьмет тряпочку и оботрет его.

Пока он спит.

— Представьте себе, что доктор Рапп стал отцом какого-нибудь здешнего ребенка, — сказала она, вспомнив спор Алена Сатурна с женой и стараясь говорить спокойно. — И что тогда? Так и будут сын или дочь величайшего ученого всю жизнь бродить по джунглям, не используя свой потенциал?

— Вы думаете, тут у него нет детей? Неужели вы верите, что таких вещей не бывает? Попросите Беноита взять вас на очередной их «улет» или как там это теперь называется.

Доктор Свенсон тряхнула головой и села на маленький стул.

Села на второе платье Марины и вторые трусики, так как на нем Марина хранила свои вещи.

— Я очень устала, доктор Сингх, — сказала она и пригладила ладонями волосы. — У меня ишиас в левой ноге, а плод давит на мой мочевой пузырь. Когда я ложусь, он начинает бунтовать. Я рада, что сама провела эту часть исследования. Теперь мне понятно то, на что иначе я бы и не обратила внимания: после определенного возраста женщины просто не приспособлены вынашивать детей. Лакаши привычны к этому, такая у них особенность. Своих детей они могут отдать правнучкам. Им не обязательно их растить. Такова единственная награда за поздних детей: матери знают, что могут не отвечать за них. До беременности я никогда не чувствовала себя старухой, это точно, хотя всю жизнь избегала зеркал. В двадцать лет я не очень представляла себе, как я выгляжу, не представляю и сейчас, в семьдесят три. У меня был лишь артрит в плече, а так ничего серьезного. Я держалась. Я приезжала сюда, продолжала свою работу, работу доктора Раппа. Я не вела старушечью жизнь, потому что не была старухой. Но вот этот ребенок вернул мне мои семьдесят три года, да еще с добавкой. Я наказана за вторжение на территорию биологически молодых особей. И поделом мне.

Марина поглядела на своего профессора, на ее опухшие ноги, обутые в поношенные сандалии «биркеншток», поглядела, как гравитация прижала ее к стулу.

И задала самый нелепый вопрос, просто потому, что он только что был задан ей самой:

— Вы когда-нибудь хотели иметь детей?

— А что вы мне только что ответили на мой вопрос? Хотела ли я? Пожалуй.

Хотя, честно признаться, не помню. В нынешнем состоянии я могу сказать, что вынашивать ребенка — это рыть себе могилу. Но в свое время я помогла появиться на свет тысячам и тысячам младенцев, и многие матери выглядели счастливыми, по крайней мере, в тот момент. Я понимаю, молодым все легко.

Доктор Свенсон закрыла глаза, и, хотя она держала голову прямо, казалось, что она спит.

— Вас проводить? — спросила Марина.

Доктор Свенсон обдумала ее предложение.

— А что с Истером?

Марина оглянулась на него и отметила, что мальчик дышит ровно и спокойно.

— Он пока что не проснется, у него был длинный день.

— Вот такой вам и нужен ребенок, — сказала доктор Свенсон, возвращаясь к началу их разговора, хотя на этот раз она, казалось, наоборот — уже предлагала Истера Марине. — Такой умный, подросший, любящий. Если бы мне кто-нибудь дал гарантии, что мой ребенок будет таким, как Истер, я бы родила. Вот только сделала бы это много лет назад.

Марина кивнула и, держа доктора Свенсон обеими руками, подняла ее со стула:

— На этом мы с вами и сойдемся.

— Вы разумно поступили, доктор Сингх, что остались у нас. Я все ждала, что вы уедете, но теперь вижу, что вас искренне интересует наша работа.

— Да, — ответила Марина, впервые осознав, что и не думала об отъезде.

Потом она взяла доктора Свенсон под руку, и они вместе спустились по ступенькам и пошли через джунгли к лаборатории.

Там Марина взяла кусок мыла и кастрюлю. Спустилась к реке, сняла платье и на какое-то время погрузилась с головой в теплую мутную воду.

Около лаборатории имелся капризный и слабый душ. Для него приходилось носить воду из реки и процеживать сквозь фильтры.

Но сейчас он был для нее бесполезен, ей нужно было отмыться от змеиной крови и слизи. Она высунула голову из воды, открыла глаза, посмотрела на вечернее солнце и с удивлением поняла, что больше не боится реки.

Она выстирала свое платье, потом оттерла себя его грубой тканью, нырнула в последний раз и прямо в платье поплыла назад. Когда она вышла из воды, змеиный запашок был все еще слышен, хотя и не такой навязчивый.

Потом она уговорила женщин, чтобы они позволили ей поставить кастрюлю с водой на край их костра. Пока она ждала, когда вода нагреется, к ней подошла одна из них, села позади нее, стала расчесывать Маринины волосы пальцами и заплетать их. Если некоторые мужчины из племени мечтали уехать в город и стать гидами, то все женщины мечтали о ремесле парикмахерши. Отказываться от их услуг было бесполезно, все равно что мешать маленьким африканским птичкам садиться на спину крокодила и склевывать насекомых.

В первые дни Марина сопротивлялась, убирала их руки от своих волос, но потом смирилась и научилась не напрягаться от их прикосновений. Пока женщина заплетала ей косу, Марина смотрела на реку и считала рыб, выскакивавших из воды.

Насчитала восемь штук.

Когда вода нагрелась, Марина потащила кастрюлю домой.

Наконец-то стемнело, и вечер был приятным и ясным.

Из мертвых деревьев вылетали летучие мыши, возвещая о сумерках.

Марина смыла с Истера следы змеи.

Он проснулся и щурился, а она обтирала тряпкой его руки, пальцы на руках и ногах, обтерла его лицо и волосы и очень осторожно принялась за живот и грудь, уже раскрасившиеся в целый спектр багровых и зеленых полос и пятен.