На пороге перерождения
Шрифт:
— Чего-чего? — не понял я.
— Ну да, больше половины здесь по собственной воле. У них что-то вроде договора с хозяином. Они идут на бой, он им платит. Ну и там по мелочи за всякие разные рабочки. Основная прибыл всё же с боёв. Договор составляют на пять лет, если выжил, то деньги и свобода твои, не выжил… вини себя.
Этот факт оказался для меня удивителен не меньше, чем факт существования цивилизаций прошлого. Почему-то ни разу за двадцать семь лет я не слышал, чтобы гладиаторы работали на владельцев школ. Я знал о существовании гладиаторов и о существовании школ, но вот никогда не думал, что гладиатором можно ещё и работать.
С
— Вот ведь дела…
— Многие невольники удивляются, когда попадают сюда впервые. Но а так конечно дело прибыльное. Если с детства уроки прогуливал и всё время с пацанами за городскими стенами проводил, то тебе как раз дорога в гладиаторы.
— А с остальными что? Те, кто из невольников? Они тут как держаться? Неужели просто мирятся с тем, что они тут навсегда?
— А тебе чего, не рассказывали что ли?
— Что не рассказывали?
— Ну ты даешь, друг, — моё непонимание явно рассмешило громилу. — Невольники — это же обычно те, кто нарушил закон. У каждого невольника есть срок заключения. Год, два, три, двадцать. Как только срок заключения подходит к концу, их отпускают. Тех, кто провёл слишком много времени в школе, селят в общежитиях, чтобы на первое время им было не так сложно адаптироваться к нормальной жизни. Ну и чтобы помочь на первое время.
— И что, прям так выпускают? — не верилось мне. — Никого даже ни раз не убили специально, чтобы не выпускать на свободу?
— Ты из какого времени выпал, мужик? У нас тут новое тысячелетие, как-никак. Общество, цивилизация. Мир не стоит на месте. Условия жизни раз за разом всё лучше и лучше.
С ума сойти… И как только я за десять лет из более-менее образованного мальчишки превратился в необразованного, не знающего ничего о мире, неудачника с окраины? И ведь ещё думал, будто дофига знаю. А на деле? На деле всю жизнь боролся с варварами, понятия не имея, что где-то там, ближе к центру империи, твориться настоящая цивилизация. Видимо, прошлое, которое мы потеряли, возвращается обратно. Глядишь, скоро сами запустим производство ампул вечной жизни. Ага… размечтался. И что вообще за патриотизм такой? К кому? К чему? К открытиям тайканцев? Тьфу на этих ублюдков!
— А ты сам-то из каких? Рабочий или невольник?
— Я работаю, — честно признался здоровяк. У меня семья, дети, а мозгов-то и нет. Работал плотником, а потом выгнали. Сказали, что мозгов у меня нет, да и руки корявые. Так я после этого чуть невольником не стал, когда морду прорабу набил. Но обошлось. А теперь, видишь, как оно бывает… Что толку. Всё равно тут оказался…
— И не боишься, что после твоей смерти некому будет позаботиться о детях?
— Так а чего бояться? Школа платит компенсацию всем семьям погибших. Правда только тем, кто отработал не меньше года. Компенсации хватит года на два беззаботной жизни. А если пояса стянуть, то не всё пять. С пятилетним заработком гладиатора, конечно, не сравниться, но всё же… А там уж чего-нибудь придумают. Как-нибудь справятся.
Ой ба! Вы только посмотрите на этих чудесных тайканцев. Как же так вышло-то, что по стране пошли революционные настроения, раз всё так хорошо? Пора начинать думать, что
Разговор мы закончили ещё через пару минут. Слишком уж хотелось поделиться услышанным с Ли. Поэтому, подозвав своего нового знакомого и дождавшись, пока он присядет рядом, я спросил:
— Ты в кусе, что парни здесь работают?
Ли потёр руку, которой совсем недавно тягал здоровенный камень. Ну как здоровенный… для него — здоровенный.
— Конечно в курсе, — ошарашил он. — И знал об этом ещё до того, как попал сюда. А ты что, не знал?
— Серьёзно? Мне всерьёз начинает казаться, что я пришёл из другого мира.
— Из сказочного?
— Ага… отличная шутка…
Картина складывается следующая: полагаю, как только империя завоевала большую часть доступной суши, надобность в создании новых видов вооружения отпала. Зато жители полисов, которые достаточно долго прожили в спокойствии, начали выдвигать требования в сторону императора. И император, будучи человеком неглупым, пошёл на уступки, так как понимал, что империя может развалиться, если народ разозлиться слишком сильно.
— Когда была создана первая гладиаторская школа? — поинтересовался я у Ли.
— Примерно, в то же время, когда была основана империя. К тому моменту были распространены тюрьмы. Но когда появились школы, надобность в тюрьмах постепенно отпала. В первых школах обучались исключительно заключённые, рабы и невольники. Но чуть позже, лет через сто, в виду дикой популярности гладиаторских боёв, двери школ открылись для всех желающих заработать. Так школы стали разделять на рабские и наёмные. Но а уже лет пятьдесят назад школы отказались от деления, и теперь в каждой школе можно встретить как невольников, так и обычных наёмников. А определение «раб» просто плавно перетекло в обиход, и теперь рабами принято называть всех учеников гладиаторских школ. С одной стороны, обидно, а с другой, вроде как, это же отголоски прошлого.
— Тебе-то чего обидно? Ты же не работаешь тут. Ты и есть самый настоящий раб, — не слишком вежливо окатил я Ли.
В принципе, можно считать, что мои предположения верны. Год за годом люди привыкают к спокойной жизни, а потому начинают больше думать. В конце концов мировое сознание приходит к тому, что можно жить и лучше, поэтому тут же вспыхивают революционные настроения. Скорее всего, до этого самого момента императоры шли на уступки. Но сейчас грань оказалась слишком тонкой.
«Ли говорил, что проблема в том, что тайканцы мнят себя лучше остальных. Поэтому он и решил заняться революцией».
Мы ведь не знаем наверняка, кто прав, а кто нет. Каждый высказывает свою точку зрения. То, что тайканцы мнят себя лучше других, то, что император заставляет верить их в это, может являться лишь побочным эффектом расслабившегося населения. У императора просто не выбора, и он пытается хоть как-то ограничить недовольство в полисах. Ты ведь сам говорил, что имперская армия самая лучшая армия на острове. А если сопоставить факты о том, что в имперскую армию набирают исключительно чистокровных тайканцев, то становится понятно, почему император пытается убедить тайканцев, будто в полисах живут одни варвары. В случае чего у него будет хорошее алиби. Восставшие против власти императора полисы сами выставят себя варварами в глазах тайканцев, а имперская армия, убедившись в дикости жителей полисов, которые слишком уж обнаглели на имперских харчах, с радостью защитит императора.