На пороге Тьмы-2
Шрифт:
– Что это дает? – озадачился я.
– Надо еще сделать анализ крови сравнительный, мы вроде как придумали технологию, – задумчиво заговорил Милославский, – но выходит так, что мы с вами земляки. – наткнувшись на мой непонимающий взгляд, он объяснил: – Мы из одного слоя действительности. Только мы двое на весь Углегорск и окрестности.
– Вы так сентиментальны? – поиронизировал я.
– Нет, я вообще не сентиментален, – покачал головой Милославский, – но я имею все основания полагать, что пройти между слоями действительности могут только те, кто имеет отношение к обоим слоям.
–
Я уже понял, к чему он клонит, но хотел убедиться. Пусть до конца говорит.
– Вы провалились оттуда сюда, как и я, – взялся объяснять профессор. – Но за вами проход не закрылся, он так и держится. Если все правильно сделать, то туда можно снова войти, я уверен. И вам, я думаю, сделать это проще, чем мне. Это ваш проход, не мой, в нем ваш отпечаток. Насчет себя я уже не могу быть настолько уверенным… но готов рискнуть. А кроме нас двоих больше туда никто не войдет.
У меня сердце в желудок провалилось. И где-то там застряло, слабо трепыхаясь.
– Никто? – повторил я. – Вообще? И что будет, если кто-то попытается?
Милославский посмотрел на меня, потом кивнул понимающе, оглянулся на Настю.
– Я думаю… пока только думаю, что канал вообще не сработает. В самом худшем случае он завернет в какую-то неизвестную действительность, может быть куда хуже этого самого Отстойника, – он постучал ладонью по столу. – Я бы не хотел ставить такие эксперименты на себе. Я понимаю что вы планировали, но…, – он помолчал секунду, затем продолжил: – я бы не стал так рисковать на вашем месте. Жить можно и здесь. Даже очень хорошо жить, вы уже имели возможность убедиться. А если хотя бы мы двое сможем ходить туда и обратно свободно, то жизнь можно сделать намного, намного лучше.
Я ничего не ответил, лишь только вдохнул глубоко, пытаясь бороться с навалившимся на меня разочарованием. Тяжким разочарованием.
– Послушайте, вы ведь почти вечную жизнь получаете взамен, – сказал Милославский. – И вы понимаете, что ваше положение на общественной лестнице тоже сильно изменится. Хотя бы потому, что вы жизненно необходимы мне. Мне не справиться одному.
– Что за секретный отдел архива личных дел на Ферме?
Этого вопроса он явное не ожидал, но не смутился, ответил:
– Это дела с совпадениями. «Двойники», как мы их называем. У меня до вашего появления «двойника» не было. Поэтому мое дело лежало в открытом разделе. Теперь уже нет.
– Почему секретность?
– На всякий случай, черт его знает, кто и как решит такими знаниями распорядиться? Люди здесь нервные, еще до каких-нибудь жертвоприношений додумаются.
Предположим, все так и есть. Не то, чтобы я ему до конца поверил, Милославский не тот человек, кому именно до конца верить хочется, но вообще в логику всего происходившего его рассказ укладывается. И вот именно в то, что мы с ним из одного «слоя», я поверил. Просто потому, что он заваливал меня этими анкетами. А это значит, что он в них за что-то зацепился.
И про «жертвоприношения»… вообще-то без них уже не обошлось. И мне очень интересно узнать, с кем «двойниками» были сестры Скляр. Об этом я и спросил, терять все равно уже нечего.
– Серых, –
– В месте моего провала…
– Думаю, что это сделали именно они, не адаптанты, – кивнул Милославский.
– И почему провалился я?
– Точно пока сказать не могу, но думаю, что «дыра» из нашего слоя действительности уже существовала… вы же практически из дома провалились?
– Да.
– Когда-то там что-то случилось. Какое-то кровавое злодейство, если можно так выразиться. И из него получилось… ну как воронка, узкая и длинная, – он начал рисовать что-то карандашом на обороте моей анкеты, – вот такая, как вихрь, который метался между слоями действительности, пока не налетел на встречный вихрь, – он нарисовал вторую растянутую спираль, пресекающуюся с первой, – и они замкнулись. В этот смерч попали вы, сработали, вместе с темнотой и заглянувшей туда Тьмой, катализатором. Бац – и вы здесь.
– В стороне от места жертвоприношения.
– Да, но аномалии магнитного поля ощущаются по довольно большому участку, абсолютной точности не требовалось.
– Стоп, – накрыл я ладонью нарисованную схему. – А почему Серых не мог войти в этот тоннель? Убитая Скляр была его «двойником».
– Думаю, что все не так просто. И я пока не знаю, что именно там не просто. Но жертва ему не помогла. Они поехали домой, разочарованные, а в тоннель затащило вас, и он до сих пор с вами связан. Думаю, что смерть этой женщины его просто «заякорила», не дала угаснуть. И ей совсем не надо было быть чьим-нибудь двойником, тут мог быть кто угодно, уже живущий в Отстойнике. – перехватив мой взгляд, он добавил: – Я понимаю, что это трагедия и это гнусность, но… в чем-то нам с вами повезло. Больше «заякоренных» тоннелей мы не знаем. И он вполне мог бы быть пригодным для кого угодно другого, а получилось, что для нас.
– По-нят-но, – сказал я по слогам.
– Вы возвращаетесь?
– Я подумаю. До завтра. Потому что готов ручаться, что вы сегодня обратно возвращаться не будете, так ведь?
– Так, мы здесь же ночуем, – подтвердил мою несложную догадку собеседник.
– Вот за завтраком я вам наше решение и скажу, – выдал я свое решение.
Милославский хмыкнул, поморщился, но в итоге сказал:
– Договорились.
– Черт, я пьяный, и я объелся, и при этом должен думать. И не просто думать, а над смыслом жизни.
– Ну напрягись, – сказала Настя, сидящая у зеркала и расчесывающая волосы. – Ты ему веришь?
– Как тебе сказать, – пожал я плечами. – В то, что он рассказал… в смысле в факты – верю. А в то, что его интерес во мне как в пропавшем и снова найденном брате – нет. У таких людей как профессор не бывает прямых мыслей и прямых ответов. Вместо ответа ты получаешь версию, более или менее приближенную к реальности. Приближенную ровно настолько, насколько Милославскому нужно, чтобы от тебя чего-нибудь добиться. Сейчас он добивается того, чтобы я был у него под рукой.