На пороге Тьмы
Шрифт:
– Ничего, я и так умну, – обрадовалась она.
– Не обедали, что ли?
– Обедали, да день был суматошный, умоталась. И оголодала снова.
«Тазик» резво и радостно довез нас до дома, где и затих, пристроившись у самого подъезда, пощелкивая остывающим двигателем. Дверь открыла жена коменданта, придирчиво выполнившая процедуру «светового теста», квартира встретила темнотой и заметной прохладой. Пощупал батарею – вроде теплая, а дома холодно.
– Держи, я паклю и газету прихватила с работы, – сказала Настя, выкладывая на столик небольшой сверток. – Клей тоже
– Отлично, – обрадовался я. – А то тут не намного лучше, чем на улице. Так, ножницы у нас есть?
– Только маленькие, маникюрные, – подумав, сказал она. – Дать?
– Не, не надо, я ножом порежу.
А что, дело не хитрое, сложил да по сгибу разрезал. Вполне аккуратные полоски получаются. А резать буду бритвой, завтра ее на ремне направлю только перед тем как бриться.
Настя пристроилась за столик с молоком и пирожками, а я сразу занялся делом, вооружившись кухонным ножом и заталкивая скрученную паклю в щели рам.
– Так куда ты завтра? – спросила она, взявшись за первый пирожок.
– В Сальцево. С Федькой.
– А что так подперло? Что там у вас случилось?
– К Милославскому в помощь откомандировали. Вот и хотим кое-что проверить до того, как начнем. Он вообще как не твой взгляд, доверять ему можно?
– В каком смысле?
– В прямом. Имеет ли он привычку кататься на подчиненных в рай и разменивать их по ходу на всякое полезное для себя, имеет ли привычку обманывать… ну и так далее.
Она пожала плечами, отпила молока из стакана, затем сказала:
– Я вообще не так чтобы в друзьях с ним, но… вообще он себе на уме, конечно, не Мать Тереза, но плохого о нем тоже не слышала. По крайней мере из его управления на него всерьез никто мне не жаловался, хотя болтала с многими. Но сам понимаешь, это не источник информации.
Это понятное дело, но хоть что-то.
– Слушай, – снова заговорил я. – А у него действительно так много влияния, или он выпендривается?
– Много, он же один из первых тут, кто людей организовывать взялся. Если реально смотреть, то он, пожалуй, после главы Администрации, Леонова, второй или третий человек, вместе с главным военным, Евстигнеевым.
– Евстигнеев чем командует?
– И комендатурой, и разведбатом. Только Горсвет не подчиняется, ваш Беленко к Леонову напрямую ходит.
Ага, уже кое-что проясняется. Расклад сил в городской верхушке, по крайней мере. У Милославского с этим самым Евстигнеевым видать трения есть, не доделенное влияние. Вот и не хочет профессор одалживаться. Сейчас одолжишься, а потом тебе за эту самую услугу малую гол забьют. Поэтому вынужден идти к Беленко нашему, который вроде сам по себе.
– А у Беленко вес есть на твой взгляд?
– Ну ты нашел у кого спрашивать, – засмеялась она. – Я что, местный политический обозреватель? Обычная барышня, не слишком умная, которую ты даже используешь для собственного удовольствия. Что я могу знать?
– По сравнению со мной, который тут без году неделя – многое, – не повелся я на шутку. – Есть у меня ощущение, что тащат меня куда-то в непонятные мне дела, вот в чем проблема.
– Не ходи, – посоветовала она.
–
– Это какой? – посмотрела она на меня с подозрением.
– Путь домой.
– Как-как?
– Домой. Туда, на ту сторону, где десять лет – это десять лет, но жизни, а не выживания.
– Я уже надоела? – спросила она после паузы.
– А ты со мной не пойдешь? Хочешь жить вечно?
– Извини, глупость сказала, – вздохнула Настя. – Ты, так сказать, приглашаешь?
– Я, так сказать, приглашаю, – в тон ей ответил я.
Она снова вздохнула, потом сказала, покачав головой:
– Ты сам не понимаешь, что говоришь. Ты приглашаешь влюбленную женщину в мир, где она сможет иметь детей. Нормальных детей, которые нормально будут расти, в нормальном мире.
– Я пока не приглашаю, если честно, – осторожно сказал я. – Может и не получиться ничего, я могу и ошибаться. Я просто хочу попробовать подобраться к этому, если оно действительно существует. Или будет существовать.
– Этого уже достаточно, – сказала Настя. – Ты разве не понимаешь, что мысль о детях гонит от себя здесь половина женщин? И сто лет за десять для таких – утешение слабое, скорее наоборот. Сотни лет бессмысленного существования, ведущего во Тьму. Даже думать об этом страшно. Если есть хотя бы малая надежда на то, что удастся вырваться – я тебя очень прошу, попытайся. Я для тебя готова тогда все сделать, пойду с тобой куда угодно, лишь бы из этого чистилища.
Я посмотрел ей в глаза и сразу же поверил.
* * *
– Значит так, попробуем выяснить что-то про эту самую Скляр, но об остальных делах тоже не забываем, – сказал Федька после того, как уселся в «тазик» и мы отъехали от общежития. – Оставшийся «шнауцер» я по-любому в Углегорск тащить не хочу, а то потом безопасники задолбают.
– Это понятно, но как в Сальцево разбираться с продажей будем, деньги же другие?
– Товаром возьмем. И не сразу, а частями, так, чтобы выглядело, что на свои деньги закупаем и возим. И на базаре на реализацию дадим в несколько точек, так незаметно будет, если всерьез копать не возьмутся.
– А если возьмутся?
– Тогда вскроется, понятное дело, конспирация-то левая, но в сущности преступления нет, так, просто не дали с себя халявы взять, – сказал он, разведя руками в притворном недоумении. – Не смертельно, в общем. Но какие-то последствия будут. На службу напишут, еще что-нибудь.
Ну да хрен с ним, не корову проигрываем, как говорится.
– Ладно, будем посмотреть, – сказал я.
Припустивший опять мерзкий моросящий дождь стучал по натянутому тенту и брызгал на лобовое стекло, но в кабину капли почти не залетали. Город настолько пропитался водой, что грязная мостовая превратилась в почти что сплошную лужу, из-под колес летели настоящие фонтаны мутной жижи. Люди, спешившие куда-то по тротуарам, или чесали прямо по лужам, наплевав на все, или еще старались выбирать место, куда можно поставить ногу без особого ущерба.