На публику
Шрифт:
Билли О'Брайен сдружился в Риме с особого рода компанией: такие можно встретить в любой части света — их составляют люди разных национальностей, имеющие по две, а то и больше взаимосвязанные и взаимозаменяемые артистические профессии. Там были юные и пожилые актеры-художники, художники-архитекторы, архитекторы-писатели, писатели-гитаристы и другие, еще более замысловатые порождения римской богемы. Откровенные бездарности встречаются среди них редко: этим многогранным деятелям часто не хватает для успеха только веры в себя, надежды, целеустремленности и... удачи или уменья подстеречь удачу и ею воспользоваться. Но коль скоро всего этого-то им как раз и недоставало, они попусту растрачивали в Риме свой богом данный талант. Случайное стихотворение, заказ картинной галереи, роль в кинофильме
Аннабел удостоила эту компанию своим знакомством, точнее, однажды пробыла в ней полчаса, когда вскоре после переезда в Рим Фредерик затащил ее как-то вечером на квартиру к Билли О'Брайену. Эта тесная квартирка, помещавшаяся в узком переулке старого квартала, чуть не трещала по швам от обилия гостей. Соседи орали из своих окон, требуя тишины; потом одно за другим начали открываться окна напротив, высунулись головы. Кто-то крикнул, узнав Аннабел:
— Здорово, Тигра!
Тогда она сказала, что ей пора домой, к ребенку, и бросилась вон; стремительно сбежала по узкой черной лестнице, потом помчалась по каким-то темным переулкам, пока не выбежала на большую улицу, где ей попалось такси. Фредерик после этого не являлся домой две ночи.
Зато Билли О'Брайен нагрянул к ней уже на следующий день и сердито осведомился о причине ее ухода. Продюсеры и импресарио, а также многие из ее новых друзей — знаменитых актеров не раз ее предостерегали против подобных сборищ, где о ней распустят сплетни и очернят ее в глазах публики.
Аннабел догадывалась, что Фредерик нарочно заманил ее туда, чтобы посмотреть, как она будет себя вести. Вот почему, уклонившись от подробных объяснений, она сказала:
— Я спешила к ребенку.
Причина ничуть не хуже остальных.
Билли спросил:
— Зачем ты тогда приходила?
— Ну, мы ведь только заглянули на минутку, — ответила она. — Я не знала, что у тебя вечеринка.
Она ненавидела Билли, но не решалась с ним ссориться. Сейчас он знал об ее муже больше, чем она.
III
И вот Фредерик снова исчез; он не показывался уже пять суток. С вечера пойдут шестые. Аннабел уехала из отеля, оставив мужу записку. Впрочем, он и без того знал, что весь конец недели она пробудет на новой квартире одна с ребенком. Была пятница, позднее утро. Лучи весеннего солнца играли на паркете. Б о льшую часть мебели еще не привезли. Няня-англичанка и горничная из Сардинии должны приехать только в понедельник.
Зашли соседки, спросили, не надо ли чего, и удалились, обнадежив обещанием помогать в хозяйственных делах и устрашив намерением торчать в квартире с утра и до вечера каждый день. Квартира, которую снимала Аннабел, находилась на втором этаже палаццо, выстроенного в шестнадцатом веке. Состав жильцов был пестрый: очень богатые люди, довольно богатые, очень бедные, довольно бедные. Давнишние обитатели дома, люди малообеспеченные, целыми кланами осели в своих жилищах, где годами не менялось ничего, включая квартирную плату; в последнее время появились новые жильцы: очкастые адвокаты и американцы, благоустроившие хоромы шестнадцатого века центральным отоплением и установками
Пустые, необставленные комнаты. Прямо на полу на подушке спит малыш.
Билли О'Брайен проник в квартиру, как сквозняк. Очевидно, Фредерик дал ему свой ключ. Как ни расстроило Аннабел его внезапное вторжение, ей очень уж хотелось разузнать что-нибудь о муже. Она взглянула на ребенка. Тот спал. Она сказала:
— Ты разбудишь Карла. Пойдем на кухню.
Кухня была обставлена почти полностью.
Билли с грохотом затопал вслед за Аннабел, всем своим видом показывая, что разбудить ребенка — его законное право, да и вообще хозяин тут он, а не она. Он сказал:
— Мне хочется яичницы с беконом. У тебя есть бекон и яйца?
Она чуть было не предложила ему позвонить в ресторан, но сдержалась, надеясь выведать что-нибудь о Фредерике.
На одном из кухонных столиков лежал сценарий, ее новый сценарий. Билли взял его и, стоя у холодильника, стал читать, пока она жарила ему яичницу. Аннабел кипела от негодования. Она сказала:
— Я готовила роль, учила реплики.
Он громко расхохотался и не объяснил, что его рассмешило; его желтоватые глаза опять забегали по строчкам, веснушчатые руки перелистывали страницы.
— Где Фредерик? — спросила Аннабел.
— «Лестница», — проговорил он. — Так называется твой новый фильм?
— Нет, — ответила она. — Это условное название.
Аннабел положила на стол прибор; купленные при переезде новенькие ножи и вилки ослепительно сверкали; Билли уселся, а сценарий положил перед собой. Она сказала:
— До выхода фильма все это держится в секрете.
Он снова засмеялся и сказал:
— Так что же вы спрашивали насчет Фредерика, мадам?
Она промолчала. Положила на тарелку яичницу из двух яиц с четырьмя ломтиками бекона и поставила ее перед Билли. Потом плюхнула на стол буханку хлеба и подтолкнула к нему. И лишь тогда сказала:
— Мне от тебя тошно.
— Почему? — спросил он.
Тут засмеялась она.
Билли положил на сценарий вымазанный салом нож. Аннабел быстро схватила рукопись и увидела жирное пятно на странице.
— Смотри, что ты наделал.
— А тебе не все равно?
Пятно и в самом деле не мешало ей готовить роль, но Аннабел бесило, что он выпачкал ее сценарий.
Билли жадно уплетал яичницу. Следя за ним с рассеянной неприязнью, она ждала, когда же наконец он скажет что-нибудь о Фредерике. Ее злило, что лишь этот человек что-то может рассказать о нем, в то время как весь свет считает, что у нее обаятельный муж, который трудится по целым дням, а вечерами возит ее на блестящие рауты или в оперу, а вернувшись оттуда, в нетерпении спешит в постель к своей пленительной Тигрице.
Билли отрезал еще кусок хлеба и собрал с тарелки жир.
— Я не наелся, — сообщил он.
Аннабел не поняла, что он хочет этим сказать, хотя смутно заметила, что ел он с жадностью. Она достала из бумажного пакета фрукты. Он съел банан, принялся за другой. Прикончив и этот, сказал:
— Что, если Фредерик к тебе вовсе не вернется?
Именно этого она всегда боялась. Боялась, что он не вернется, и боялась, что вернется. Как хорошо ей было сидеть одной в пустой квартире, где на залитом послеполуденным солнцем паркете спит ребенок, а делать ничего не нужно, только ждать, когда привезут мебель, кормить ребенка, менять ему пеленки, купать его, опять кормить, готовить роль и спать, спать. Если бы не обстоятельства, да не расходившиеся нервы, да не надо было думать о публике и о фильме, то Фредерик ей и не нужен.