На публику
Шрифт:
— Возле дверей вас поджидают репортеры. Я их прогоню. Заедем за угол, и вы пока посидите в машине.
Но Аннабел сказала:
— Нет, не надо, я должна пройти через все до конца.
— Вам вовсе не обязательно встречаться с журналистами прямо сейчас, — сказал доктор, — этим людям следовало бы понимать, в каком вы состоянии.
Тут он увидел ее стиснутые кулаки, вгляделся в лицо, освещаемое временами светом уличных фонарей, и сказал:
— Сейчас я отвезу вас в какой-нибудь хороший отель. Вам дадут большой спокойный номер, а
Проехав мимо ее дома, возле дверей которого кишела толпа, доктор остановил машину в соседнем переулке, как и все улицы Рима, все еще полном оживления в этот поздний час.
— Нет, — сказала она вдруг. — Не останавливайтесь здесь. Меня могут узнать.
С того момента, как Аннабел увидела толпившихся перед ее домом людей, среди которых она узнала немало своих соседей, ее мысли вернулись в круг практических вопросов, сперва, впрочем, и для нее самой еще не совсем ясно, каких именно.
Но вот она взглянула на часы и сказала:
— Начало третьего. Мне надо встретиться с репортерами, иначе то, что я скажу, не успеет попасть в утренние газеты. Такие события всегда толкуют вкривь и вкось, а я вовсе не хочу, чтобы по всему свету разнесли какую-нибудь небылицу.
— Но вам надо спать, — изумился доктор, впервые встретивший пациентку, которая руководствовалась такими странными соображениями. Он не очень уверенно попробовал ее урезонить, но Аннабел его перебила.
— Это очень важно, — сказала она. — Поймите, я обязана думать о том, какое впечатление произвожу на публику.
— Вы смелая женщина, — сказал ей доктор и, столкнувшись с тайнами чужой профессии, вспомнил, что и врач, когда нужно, должен держать себя в руках, невзирая на личные переживания.
— О, это получается само собой, — ответила она. — Привычка.
Доктор повел машину назад, к дому, смущенно бормоча:
— Мне просто показалось, что вид у вас совсем больной — полный упадок сил. Поразительно: после такого потрясения... Хрупкая, маленькая женщина...
Его слова ее воодушевили. Именно такой она и предстанет перед репортерами: маленькое, хрупкое создание, окруженное толпой соседей.
Репортеры бросились к машине, дверца распахнулась, и Аннабел вышла на тротуар.
Ее окружили камеры, надвинулись, ослепляя яркими вспышками света. Зеваки проталкивались поближе, вытягивали шеи. Охваченная нетерпеливым любопытством толпа гудела как пчелиный рой, и в этом гуле нельзя было расслышать ни единого вопроса, но Аннабел, уцепившись за руку доктора, крикнула:
— Скажите им, пусть они меня пропустят и придут через полчаса. Я с ними поговорю. Мне сперва нужно к ребенку. Всего полчаса.
Прокладывая путь в толпе, доктор снова и снова выкрикивал эти фразы.
Так Аннабел добралась до дверей и вошла во внутренний двор. Кое-кто из любопытных проник и сюда, и взъерошенный привратник, который
— Пусть мои соседи войдут ко мне вместе со мной, — громко произнесла Аннабел по-итальянски, обращаясь к доктору. — В такие минуты каждому человеку хочется побыть среди соседей.
Она сказала это по-итальянски, но тут же услыхала рядом с собой голос американца. Возле нее стоял, держа в руках фотокамеру, репортер международной программы радио. Он сказал:
— Я себе представляю, какой ужас вы пережили, Аннабел.
Ради этого репортера и других его соотечественников, которые могли оказаться во дворе, Аннабел повторила приглашение по-английски.
— Прошу всех соседей. В такую минуту я хочу быть среди своих соседей.
— Вот это правильно, — раздались голоса соседей.
Бурно причитая, порою всхлипывая и пуская слезу, издавая горестные восклицания и украдкой оправляя напяленную наспех одежду, они повели Аннабел наверх; за знаменитой актрисой по лестнице потянулась процессия, состоявшая из мужчин и женщин, нескольких детей и совсем малых несмышленышей, которых родители прихватили с собой, исходя из убеждения, что оставлять детей одних не следует, а торчать из-за них дома — тоже.
Миссис Томмази изумилась, когда, открыв дверь, увидела толпу детей и взрослых. Она успела вымести осколки стекла почти из всех комнат. Полы и стены, которым больше не суждено было стать такими, как до вечеринки, сейчас хотя бы выглядели несколько почище. Энергичная и подтянутая докторша уже одела свою девочку и ожидала прихода машины, на которой, как она предполагала, они с мужем отвезут по пути Аннабел с ребенком в какую-нибудь гостиницу.
Она начала спорить, когда муж заявил ей, что они должны остаться здесь до конца пресс-конференции.
— Пресс-конференция! Что за дикость.
Супруги последовали за Аннабел в спальню, куда она пошла, чтобы взглянуть на Карла, в то время как оставшиеся в просторной, необставленной гостиной соседи утихомиривали собственных детей. Аннабел села на кровать, а доктор и его жена продолжили свой спор.
— Зачем все это? — возмущалась докторша, будто не замечая сидевшую тут же Аннабел. — Зачем ей среди ночи понадобились эти люди? А потом еще придут газетчики с фотокамерами и не дадут ей отдохнуть. Когда же она будет спать?
— Ты понимаешь, этого требует ее профессия. Ведь я тоже, что бы ни случилось, должен продолжать...
— Да что ты сравниваешь, — сказала жена, — врачи совсем другое дело. Актрисе же просто смешно думать о публике, когда у нее такая трагедия в семье. Ты обязан обслуживать больных людей, а она что? Это противоестественно — устраивать в такой момент пресс-конференцию.
Аннабел сказала:
— Вам, наверное, пора домой, берите девочку и поезжайте, вы и так были очень добры ко мне. Я останусь с соседями.