На пути в Итаку

Костырко Сергей Павлович

Экскурсанты

Экскурсии — это замечательно, но ездить на них нужно, если ты русский, то с немцами или англичанами и, наоборот, если ты англичанин или немец, то только с русскими. Главное на экскурсии — выключить звук. То, что ты увидишь, будет прекрасно. Беда в том, что у тебя не только глаза, но еще и уши. Потому как если из бара, где прилюдно «сбивают яйца», сбежать еще можно, то из узенькой (для семерых) лодки, на которой вас везут по реке над синими омутами и шевелящимися водорослями, мимо черепашек на камнях, мимо уточек, — из этой лодки вы уже никуда не денетесь. И будете корчиться под возбужденное клокотание остряка-добровольца, какого-нибудь хорошо откормленного боровичка, который при виде уточек обязательно заорет: «Эх, дома ружье забыл!» — а увидев черепах,

начнет «задорно» наседать на турка-экскурсовода: «А когда мы супчик из черепах будем варить?!» Молодой турок-экскурсовод смотрит со скрытым недоумением — их что, в России совсем не кормят? Остальные конфузливо отводят глаза. И только случайно затесавшийся на лодку — от своих отстал — голландец благодарно поднимет взгляд на этого русского, он, голландец, тоже радостно возбужден от красоты вокруг и готов с кем-то поделиться своим воодушевлением. А я стыжусь своей брезгливости — ну что делать человеку, если не может он по-другому выразить радость. Я даже позавидую голландцу, воспринимающему счастливое клокотание этого дурачка адекватно. У меня не получается. Но стыд мой длится недолго. Потом, когда всех нас переместят на палубу экскурсионного катера, глядя именно на этого борова, экскурсовод начнет всех упрашивать не крушить местную флору и фауну, потому как сейчас будет стоянка в бухте, где можно будет искупаться и посмотреть у берега на морских ежей, и у меня к господам огромная просьба — не трогать их. Бывает, что жалятся. Но не в этом даже дело. Они же вас не трогают. И вы их тоже не трогайте. Пусть себе живут. В голосе экскурсовода безнадежность — он точно знает, что именно вот этот боровок под детский визг его толстушки- жены будет выковыривать из камней несчастное животное, торжественно транспортировать его на палубу, а затем снимать на видео. «ДетЯм показать» (ударение на Я), — с чувством законной правоты отодвинет он укоризну экскурсовода. Сам снимется на фоне морского ежа. Ну а потом несчастное животное будет выброшено за борт, как недоеденное яблоко.

Во время обеда на палубе он будет жаловаться соседям по столику: «Да разве ж у них тут водка?! Разве ж она сравнится с нашей "Гжелкой"? Или "Туборг" их хваленый?.. Вот "Ярпиво" наше янтарное — вот это пиво!» И ни у кого за столом не повернется язык сказать: и чего ж ты, мужик, потащился сюда на такие муки? Сидел бы у себя на балконе в Москве или Саратове, глушил бы наш сухарничек, запивал бы ярославским янтарным, пиво, действительно, отличное. Зачем же так издеваться над собой?

Но нет, предложенный мотив дружно подхватывается. Под ненавистный «Туборг», салат и жареную рыбу, с потрясающим пейзажем за бортом течет душевная беседа про то, где лучше отдыхать. «Ну вот, отдыхал я в Египте, а чего там хорошего? Ни-че-го! Пустыня вокруг, арабы, обслуга не вышколенная — Африка, одним словом…»

— А вот мы в Ирландии отдыхали, вот это да! Это — что-то! Отель четыре звезды, весь — из коттеджиков. Персональный камин, дрова, специально напиленные, виски в минибаре, места для рыбалки с мосточков, удочки приготовленные. Класс! Но с Россией все равно не сравнить!

— А мы по Греции ездили, ну там Парфенон, Афина Паллада и проч., и музыка там у них приятная, и вино местное ничего, но знаете, чего хотелось больше всего? Селедочки нашей! Да с лучком! Да под водочку!!!

— А я вот, когда в Хорватии…

— А мы, когда в Испании были…

И каждый вздыхает расчувствованно: нет, Россия — это вам не какая-то там… В качестве «какой-то там» со знанием дела были названы еще Арабские Эмираты, Кипр, Крит и остров Мальта (это при том, что за столом нас всего-то оказалось шесть человек, точнее — пять, я не участвовал в беседе). Ностальгические стенания крепнут, их пробивает уже почти достоевской крепости надрыв: «Эх, в Суздаль бы! Зимой! Монастыри, церкви, погребок с медовухой! По-нашему, по-русски!.. Или на Волгу, под Углич куда-нибудь с палаткой, костерок ночью, ушица, утренние купания, а?.. Господи!!!» У меня, ошалевшего от этого ностальгического напора, даже крыша слегка поехала: кто они? Может, эмигранты какие, злой судьбой заброшенные на бусурманщину? Кто так терзает их? Кто подсовывает роскошные отели в Арабских Эмиратах или Испании вместо вожделенной палатки под Угличем? А может, какое тайное братство мазохистов? Уж очень простодушно, от души,

выговорился один из этих страдальцев: «Сколько езжу, в каких только странах ни отдыхал — каждый раз убеждался: отпуск нужно проводить только в России!..»

От тех, кто на экскурсиях тих и задумчив, тоже лучше держаться подальше. Часто бывает, что тихость их — это не душевная умиротворенность, а некоторая недоуменная остолбенелость: «Ну да, везут. Ну да — море. Вода, короче. Много. Небо сверху. Ну и что?!! Небо — оно и есть небо. Горы какие-то. Далеко. А ты сидишь как дурак (дура) и на все это пялишься. Это что, и есть культурный заграничный отдых? В телевизоре все это было по-другому как-то». И оскорбленно, с ненавистью почти, смотрит этот страдалец (страдалица) на экскурсовода, который что-то такое впаривает про Клеопатру и ее любовников. Во время стоянки послушно идет к борту любоваться гротами: «Ну да, гроты… дырки такие в камне… Но кто мне может объяснить, зачем я должна на это смотреть?!» И ведь действительно — не объяснишь.

Вот «тихий» увидел с борта рыбок в воде.

— Смотри! — с немотивированным, но искренним возбуждением кричит он жене. — Смотри! Рыбы!

— Вижу. Маленькие какие.

Пауза. Рыбы плывут. Он, уже по инерции, чувствуя спадающее возбуждение:

— Вон-вон-вон пошли! Видишь?!

— Да вижу я… Вижу, — раздраженно отвечает жена. — Но маленькие они какие.

Далее тяжелое молчание.

— Может, вина возьмем в баре?

— Дорого у них тут. Я ж говорила, с собой надо брать… Пива возьми лучше.

Фотографирование

Бот наш приближался к «острову Клеопатры» в Эгейском море — живописные бухточки, невысокие горы, лесочки, у берега стая экскурсионных судов; и девушка, стоящая в компании по соседству, сладко вздыхает: «Ох, и нафотографируемся же мы здесь!»

Вот она, цель поездки. Сколько бы ни иронизировали снобы («На фоне Пушкина снимается семейство!»), а ездят за этим.

Народ зашевелился, полез в сумки за фото- и видеокамерами. Массовая видео- и фотосъемка начинается. Очередь к узенькому трапу на носу состоит в основном из «молодых», то есть от двадцати и выше, вплоть до сорока- и пятидесятилетних, которым без усилия дается выражение девственной дури на лице.

Фотографирование — это не процедура, это сакральное действо. Все становятся деловитыми, собранными, лобики морщат даже владельцы мыльниц, а уж те, у которых видео-камеры, те просто священнодействуют. Одновременно происходящее напоминает процедуру фотопроб на киностудии: деловито и собранно (время-время, очередь ждет!) проходят по узенькому трапчику на нос катера, одной рукой берутся за канатик, другую «раскидывают», лицо делают счастливо-вдохновенным и замирают на несколько секунд, потом лицо возвращают в исходное положение, снимающийся и снимаемый меняются местами: вскинутая рука, идиотское блаженство на лице, и — следующий!

Отснявшие расслабляются, как после работы. Мужчины (вот этот, например) обычно закуривают и достают из шортов мобильник: «Да… Да, я… Не, в натуре!.. Ага!.. А вчера были в клАбе, есть тут такое местечко. Отпад. А сначала на "Турецкие ночи" ходили. Зашибись! Сейчас на яхте… Ага, на остров плыву», — и неторопливо складывает блестящую серебристую игрушку, кладет в карман, берет оставленный на столике бокал с пивом, отхлебывает, мужественным пронзительным взглядом смотрит вдаль… Мужику под сорок.

Фотошоу продолжается на острове и возле бухты, и возле остатков античной стены, и в лесочке, и на ступенях античного театра: хищный прищур профессионалов, выбирающих эффектный ракурс, очередь к самому экзотичному месту, рассеянный взгляд позирующего (-ющей) вокруг и около и мгновенно возникающая перед объективом пиитическая отрешенность на их лицах: Я и Античность, Я и Древность. Готово, снято!..Жена начинает укладывать аппарат в сумку, муж кричит: погоди, вон еще какая-то стена. Жена испуганно оглядывается — действительно, метрах в пятидесяти за кустами еще какая-то руина. С незачехленным аппаратом деловой пробежкой супруги торопятся туда. Быстрей, быстрей. На острове, говорят, еще какой-то особо живописный обрыв и бухточка со специальным песком Клеопатры, и в воде надо сняться — плечи и грудь, выпирающую из купальника, смочить морской водой, чтоб блестели, коленочку повыше из воды и запрокинуться, как в «Эммануэли».