На пятьдесят оттенков светлее
Шрифт:
Поджав губы, я стараюсь остаться не чувствительной к его прикосновениям. Он настолько коварен в способах отвлечь меня от чего-то болезненного, или чего-нибудь, о чем он не хочет общаться. «И ты ему позволяешь», — трубит мое подсознание, все так же, глядя на свой конспект «Джейн Эйр».
— Это то, что было умопомрачительно, Анастейша? — подсказывает он со злобным огоньком в глазах.
— Ты хочешь список? — Спрашиваю я.
— Список? — Он довольный.
О, этот человек выматывает.
— Ну, наручники, — бормочу я, мой ум возвращается назад к
Он морщит лоб и хватает мою руку, прослеживая пульс на моем запястье большим пальцем.
— Я не хочу, чтоб у тебя оставались следы.
О…
Его губы складываются в медленную плотскую улыбку.
— Идем домой. — Его тон становится соблазнительным.
— Мне нужно поработать.
— Домой, — говорит он более настойчиво.
Мы пристально смотрим друг на друга; расплавленные серые глаза в изумленные синие, проверяя друг друга, проверяя наши границы и нашу волю. Я ищу в его глазах объяснение, пытаясь понять, как этот человек может меняться от неистового любителя командовать — к обольстительному любовнику, за один вдох. Его глаза увеличиваются и становятся более темными, его намерение ясно. Он нежно ласкает мою щеку.
— Мы можем остаться здесь. — Его голос низкий и хриплый.
О нет. Моя внутренняя богиня пристально смотрит с тоской на деревянный стол. Нет. Нет. Нет. Не в офисе.
— Кристиан, я не хочу заниматься сексом здесь. Твоя бывшая любовница только что была в этой комнате.
— Она никогда не была моей любовницей, — настаивает он, его рот сжимается в тонкую линию.
— Это просто игра слов, Кристиан.
Он хмурит брови, его лицо выражает недоумение. Соблазнительная любовница ушла.
— Не думай об этом, Ана. Она — история, — говорит он спокойно.
Я вздыхаю… возможно он прав. Я просто хочу, чтобы он признался себе, что заботится о ней. Холод захватывает мое сердце. О нет. Это как раз то, что так важно для меня. Предположим, что я сделаю что-то непростительное. Предположим, что я не оправдаю его ожиданий и надежд. Я тоже стану историей? Если он может так отвернуться от нее, несмотря на то, что был так обеспокоен и расстроен, когда Лейла была больна… Он сможет отвернуться и от меня? Я задыхаюсь, вспоминая фрагменты сна: позолоченные зеркала и звук его шагов по мраморному полу, потому что он уходит от меня, оставляя одну в блеске богатства.
— Нет. — шепчу я в ужасе это слово, прежде чем могу остановиться.
— Да, — говорит он, и берется за мой подбородок, он наклоняется и оставляет нежный поцелуй на моих губах.
— О, Кристиан, ты иногда пугаешь меня. — Я беру его голову в руки, кручу пальцы в его волосах и тяну его губы к своим. В одно мгновение его руки обхватывают меня.
— Почему?… Почему ты отвернулся от нее так легко?…
Он хмурится.
— И ты думаешь, что я могу отвернуться от тебя, Ана? Какого черта ты так думаешь? Что натолкнуло тебя на это?
— Ничего. Поцелуй меня. Отвези меня домой, — умоляю я. И поскольку его губы касаются моих, я теряюсь…
— О,
— Всему свое время, — бормочет он.
Я дергаю свои оковы и громко застонала в протесте его чувственному нападению. Я связана мягкими кожаными манжетами; каждый локоть привязан к колену, голова Кристиана двигается вверх и вниз, покачиваясь между моими ногами, а его властный язык дразнит меня не переставая. Я открываю глаза и невидяще смотрю на нашу спальню, купающуюся в мягком свете позднего дня… в тщетной попытке контролировать удовольствие. Но не могу. Я запускаю пальцы в его волосы и сильно дергаю, сопротивляясь его совершенной пытке.
— Не кончай, — говорит он, предупреждая меня — его мягкое дыхание на моей теплой влажной плоти, в то время как он сопротивляется моим пальцам. — Я отшлепаю тебя, если ты кончишь.
Я простонала.
— Контроль, Ана. Это все контроль. — Его язык возобновляет свое эротическое вторжение.
Ох, он знает, что делает. Я беспомощна оказать сопротивление или остановить свою рабскую реакцию, и я пытаюсь — действительно пытаюсь, — но мое тело взрывается под его беспощадным служением, а его язык не останавливается, в то время как выжимает из меня каждую последнюю каплю, подрывающую силы удовольствия.
— Ох, Ана, — ругается он. — Ты кончила.
Его голос нежен, когда он делает победоносный выговор. Он переворачивает меня на грудь, и я с дрожью поддерживаю себя на предплечьях. Он сильно шлепает меня по заду.
— Ах! — Кричу я.
— Контроль, — напоминает он, и схватив мои бедра, толкает себя в меня. Я снова плачу, моя плоть все еще дрожит от толчков моего оргазма. Он неподвижен. Он останавливается глубоко внутри меня, наклоняется и расстегивает сначала один, затем другой наручник. Он обнимает меня и тянет к себе на колени, грудью к моей спине, его руки обвивают мою шею ниже подбородка. Я наслаждаюсь чувством наполнения.
— Двигайся, — приказывает он.
Застонав я поднимаюсь вверх и вниз на его коленях.
— Быстрее, — говорит он шепотом.
И я двигаюсь быстрее и быстрее. Он стонет, его рука наклоняет мою голову, пока он покусывает мою шею. Другая его рука неторопливо путешествует вдоль моего тела, от бедра до моего лона, вплоть до моего клитора — еще чувствительного от раннее проявленного его щедрого внимания. Я хнычу, когда его пальцы смыкаются вокруг меня, дразня меня снова.
— Да, Ана, — шепчет он тихо мне на ухо. — Ты моя. Только ты.
— Да, — выдыхаю я и мое тело сжимается еще раз, плотно сомкнувшись вокруг него, удерживая его самым интимным образом.
— Давай, кончи для меня, — просит он.
И я отпустила, мое тело послушно исполнило его команду. Он продолжает держать меня, в то время как моя кульминация разрывает меня и я выкрикиваю его имя.
— Ох, Ана, я люблю тебя, — стонет он и следует за моей инициативой, поскольку погружается в меня, находя свое освобождение.
Он целует мое плечо и убирает волосы с моего лица.