На пятьдесят оттенков светлее
Шрифт:
Моя улыбка исчезает.
— Не сейчас. Сначала я хочу увидеть Рэя.
Его настроение резко падает, но он не давит на меня.
— Как прошла встреча с партнерами из Тайваня?»
— Договорились, — говорит он.
— Договорились о чем?
— Они позволили мне купить их верфи за меньшую цену, чем я готов был заплатить.
Он купил верфи?
— Это хорошо?
— Да. Это хорошо.
— Я думала, что у тебя есть верфь здесь.
— Да, есть. Мы собираемся использовать ее для сборки. Но постройка остовов на Дальнем Востоке
О.
— Что изменится относительно рабочей силы на верфи здесь?
— Мы их переквалифицируем. Необходимо свести увольнения к минимуму. — Он целует мои волосы. — Пойдем проведаем Рэя? — спрашивает он нежным голосом.
Палаты Интенсивной Терапии находятся на шестом этаже и выглядят пустынным, стерильным и функциональным отделением с шепчущими голосами и пикающими приборами. Четыре пациента — каждый находится в отдельной собственной высокотехнологичной палате. Палата Рэя последняя.
Папочка.
Он выглядит слишком маленьким в этой большой кровати окруженный всеми приборами. Мой отец никогда не выглядел таким беспомощным. Трубка во рту и все эти различные шланги подключенные к капельницам и к каждой руке. Небольшой зажим прикрепленный к пальцу. Я смутно удивляюсь, зачем это. Его левая нога поверх одеяла, заключена в синий гипс. Монитор отображает его пульс: бип-бип-бип. Биение сильное и равномерное. Это я знаю. Я медленно приближаюсь к нему. Его грудь забинтована большой чистой повязкой, которая исчезает под тонким одеялом, ограждающим от любопытных взглядов.
Папочка.
Я понимаю, что трубка которая тянется в правый угол рта ведет к искусственной вентиляции легких. Она шумит как станок вместе с бип-бип-бип, его сердцем, которое ритмично стучит на мониторе. Накачивает, выталкивает, накачивает, выталкивает и пищит. Четыре линии на экране монитора его сердца; каждая неуклонно движется поперек, ясно демонстрируя, что Рэй по-прежнему с нами.
Ох, папочка.
Хотя его рот искажен трубкой вентилятора, он выглядит мирным — лежит и крепко спит. Миниатюрная молодая медсестра стоит с одной стороны, проверяет его мониторы.
— Я могу прикоснуться к нему? — спрашиваю я ее, предварительно протянув руку.
— Да. — Она доброжелательно улыбается. Ее значок показывает Келли Рен и ей должно быть около двадцати. Она блондинка с темными-темными глазами.
Кристиан стоит около кровати, глядя на меня внимательно, как я сжимаю Рэя за руку. Она удивительно теплая, и это меня уничтожает. Я опускаюсь на стул у кровати, осторожно положив мою голову рядом с рукой Рэя и начинаю рыдать.
— О,папочка, пожалуйста, поправляйся. — Шепчу я. — Пожалуйста.
Кристиан положил руку на мое плечо и обнадеживающе сжал.
— Все показатели мистера Стила в порядке. — сказала тихо медсестра Келли.
— Спасибо, — шепчет Кристиан. Я обернулся вовремя, чтобы увидеть ее изумление. Она, наконец остановила милый взгляд на моем муже. Мне плевать. Она может глазеть на Кристиана сколько хочет, поскольку
— Он может меня услышать? — Спрашиваю я.
— Он в глубоком сне. Хотя кто знает?
— Я могу посидеть немного?
— Конечно. — улыбается она мне, ее щеки предательски краснеют. Не к месту, я ловлю себя на мысли, что это не настоящий цвет ее волос.
Кристиан пристально смотрит на меня, игнорируя ее.
— Я должен позвонить. Я буду снаружи. Я оставлю тебя на время побыть наедине с отцом.
Я киваю. Он целует мои волосы и выходит из комнаты. Я держу Рэя за руку, удивляясь тому, что вот сейчас, когда он без сознания и не может меня слышать, я хочу сказать ему, как сильно я его люблю. Этот человек был моей опорой. Моя скала. И я никогда не думала об этом до сих пор. Я не его «плоть от плоти», но он — мой папа, и я люблю его так сильно. Мои слезы текут вниз по щекам. «Пожалуйста, пожалуйста, поправляйся».
Очень тихо, чтобы никому не мешать, я рассказываю ему о наших выходных в Аспене и о прошлых выходных, когда мы парили на борту Грейс. Я говорю ему о нашем новом доме, наших планах, о том, как мы надеемся сделать его экологически жизнеспособным. Я обещаю взять его с нами в Аспен, и он сможет пойти на рыбалку с Кристианом и уверяю его, что мистеру Родригесу и Хосе тоже будут рады. «Пожалуйста, оставайся с нами, чтобы сделать это, папа. Пожалуйста».
Рэй остается неподвижным, «искусственный вентилятор легких» — нагнетает и выталкивает воздух, и монотонный, но обнадеживающий бип-бип-бип его сердца на мониторе — единственный ответ мне.
Когда я осматриваюсь, Кристиан сидит спокойно в конце кровати. Я не знаю, сколько времени он был там.
— Привет, — говорит он, его глаза пылают состраданием и беспокойством.
— Привет.
— Мы еще поедем, ловить рыбу с твоим папой, мистером Родригесом и Хосе. — говорит он.
Я киваю.
— Хорошо. Давай пойдем поедим. Позволь ему поспать.
Я хмурюсь. Я не хочу оставлять его.
— Ана. Он в коме. Я оставил наши номера телефонов всем медсестрам. Они позвонят нам, если что-то изменится. Мы поедим, зарегистрируемся в отеле, отдохнем и вернемся вечером.
Номер в «Хитмане» выглядел таким же, как я его помню. Как часто я думала о первой ночи и первом утре, проведенных с Кристианом Греем? Я остановилась на пороге в номер, парализованная. Боже, все началось здесь.
— Дом, далекий от дома, — говорит Кристиан мягким голосом, кладя мой портфель около одного из мягких диванов.
— Хочешь в ванну? В душ? Чего ты хочешь, Ана? — Кристиан взглянул на меня и я знаю, что он потерял управление — мой потерянный мальчик оказался в ситуации, которую он не может контролировать. Он был таким замкнутым и задумчивым весь день. Он оказался в ситуации, которой не может управлять. Реальная жизнь оказалась жестокой, а он держался от нее подальше очень долго. Он такой беспомощный сейчас. Мой сладкий Пятьдесят.