На ратных дорогах
Шрифт:
Мы с Буинцевым тут же отправились туда и долго беседовали с бойцами и офицерами. Люди похудели, измучились, у многих одежда превратилась в лохмотья.
Военком полка старший батальонный комиссар Ведерников с горечью говорил о том, что из сорока коммунистов в живых осталось только пятнадцать. Но и враг понес большие потери.
Ведерников рассказал нам о бое роты, прижатой батальоном егерей к отвесным скалистым стенам. Вражеские снайперы вывели из строя командира роты, командиров взводов. Старший политрук П. Иванов принял командование на себя. Группа егерей с помощью скальных крючьев
Хотя Смирнову и не удалось выйти на Клухорский перевал, он все же облегчил положение 394-й дивизии, оттянув на себя некоторые силы врага.
Это подтвердил прибывший к нам 2 сентября из Сухуми второй секретарь ЦК компартии Грузии К. Н. Шерозия, назначенный уполномоченным Военного совета Закавказского фронта на Клухорском, Марухском и других перевалах.
Тут же вместе с уполномоченным мы разработали новый план обороны с использованием полка Смирнова. Новая система огня предусматривала отражение врага как с фронта, так и со стороны гор Кара-Кай и Марух-Баши.
* * *
Под вечер из штаба армии прибыл связной и сообщил приятную новость: через два — три дня с армией будет телефонная связь.
Буинцев выдвинул интересную идею. Он предложил выйти навстречу связистам, позвонить по телефону командующему армией, доложить обстановку и попросить боеприпасов, продовольствия, инженерного имущества. Ведь началась осень, не за горами снежные метели и бураны, столь частые в горах, и нам пора строить землянки, рыть окопы.
Решено было отправиться мне, Буинцеву, Заступе. Заодно мы проводим Шерозия. Уже подвели лошадей, а меня что-то беспокоит. Когда тронулись в путь, я настороженно прислушивался, не раздадутся ли позади звуки горячего боя.
— Что, не хочется с насиженного места уходить? — пошутил Шерозия.
— Беспокоюсь за перевал.
— По-моему, нет оснований. Он надежно прикрыт. Да и Смирнов командир расторопный, сумеет отразить атаку врага.
Ночь застала нас на маленькой площадке. Мой адъютант, младший лейтенант Чабан, ушел вперед и первым связался с Сухуми по телефону.
Вернулся он утром и передал распоряжение штаба армии. Мне предлагалось возвратиться на перевал, а остальным следовать в Сухуми. Сообщали также, что скоро к нам выступит караван с боеприпасами, продовольствием, инженерным имуществом.
Не задерживаясь, мы с Чабаном пустились в обратный путь. На одном из спусков моя лошадь поскользнулась, упала на бок и придавила мне ногу. Чувствуя опасность, умное животное лежало не шевелясь. Я осторожно освободил ногу. Потом мы перочинными ножами сделали выемки в осыпи для копыт лошади. Она скосила глаза, как бы проверяя нашу работу, и осторожно поднялась. После этого мы благополучно спустились с высокого и крутого склона. Но нога моя болела, и я все чаще садился в седло. Когда подъезжали к поляне, у реки Марух со
— Что случилось? — спрашиваю их.
— Немцы захватили перевал!
— Как захватили? А где же полки Телия и Смирнова?
— Отступили, — ответил один из офицеров. — Находятся недалеко в лесу. Часть бойцов разбежалась.
Я приказал офицеру:
— Вместе с младшим лейтенантом Чабаном идите к реке и никого не пропускайте в тыл. Ко мне вызовите командира 810-го полка.
Смирнов явился в 3 часа утра. Вместо подтянутого офицера передо мною стоял согнувшийся, удрученный горем человек.
— Рассказывайте, как все случилось?
— Прямо понять не могу. Вчера около двенадцати часов дня немцы открыли артиллерийский и минометный огонь. А потом над перевалом появились три самолета, стали бомбить. Вы понимаете, укрытий от бомб там нет, бойцы побежали прятаться в скалы. Батальон егерей воспользовался замешательством и начал подниматься вверх, до двух рот противника стали выходить по леднику на нашу дорогу. Подразделения 808-го полка еще больше растерялись.
— А ваш полк почему не перешел в контратаку, не оказал Телия поддержки?
— Все произошло так быстро, что, когда наши роты выступили по лощине, немцы уже заняли фланговые высоты и открыли оттуда сильный огонь. А потом паника перебросилась и на моих солдат, по-настоящему не обстрелянных! Увидели, что отходит 808-й полк, и сами снялись с места.
— Ну так вот, возвращайтесь сейчас к людям, соберите всех, постройте на полянке за лесом и ждите меня.
Ночь помешала противнику продвинуться к истокам реки Марух. А сделай немцы это — они могли бы выйти на левый фланг наших войск, наступавших у Клухорского перевала. Я решил любой ценой отбросить их назад.
Рассвет только-только начал разгонять темноту. В лесу выстроились остатки двух полков. «Маловато!» — отозвалось болью в сердце.
Я нарочито громко поздоровался и услышал дружный ответ. Он раскатился эхом по долине в сторону перевала. Его, конечно, услышали немцы, наверное, подумали, что мы получили подкрепление. Пусть думают. Нам это на руку-
— Сколько в строю? — спрашиваю Смирнова.
— Четыреста шестьдесят человек!
Да, не очень-то много! Самое главное сейчас — переломить у людей настроение, убить страх перед врагом. Нужно поговорить с ними. Пожалел, что рядом со мной нет Буинцева. Тот бы сумел зажечь бойцов. А я оратором никогда не был. Все же важность момента и долг воина подсказали нужные слова:
— Дорогие товарищи! Вчера случилось позорное дело. Мы отдали врагу перевал, открыли ему путь на Сухуми. Случилось это потому, что среди нас оказалось несколько трусов. Это они побежали с поля боя и посекли панику в ваших рядах. Слабые волей сейчас блуждают по горам, а самые стойкие и мужественные стоят здесь в строю. Мало нас, но вполне достаточно, чтобы прогнать врага. Он смел, когда втрое сильнее да с ним танки, артиллерия, авиация. А стоит ему дать как следует по зубам, и побежит. Сами сегодня убедитесь в этом. Через несколько минут начнем наступление.