На рубеже веков. Дневник ректора
Шрифт:
Михалков читает свое обращение. Его подписал он сам, Бондарев, Гамзатов. Все весомо. Он, Михалков сам — почетный председатель Сообщества. Сразу же возникает склока по ведению собрания. Пулатов пытается давать слово в дискуссии только своим. Возникает предложение по ведению собрания кем-либо из объективных людей: Гусев или Есин. Я все время помню, что в три у меня Ученый совет.
Я хорошо выступил в самом начале. Моя задача состояла из желания «взнуздать» Пулатова и дать ему время «исправиться», замять скандал. Но первое, что надо сделать, если он, как уверяет, живет честно, ввести его в какие-нибудь рамки. Отсюда и мои предложения. Все денежные платежи вести только через банк. Требование независимого аудита. Я понимал, что спокойно, не пошевелившись, стоически выслушав все сказанное, Пулатов никогда заявление не напишет. Значит, процедуру надо тянуть и постепенно создавать прецедент для внеочередного съезда. Я отчетливо понимал, что за стенами всех этих ресторанов в
Во время небольшого перерыва со мной переговорил Михалков. Рассказывал о бытовухе Т.И., но это даже не для дневника.
Уехал с Исполкома в надежде закончить быстро ученый совет и вернуться. Около четырех, уже снова в пальто, звоню секретарю: «Как там идут дела?» Одновременно вспоминают рассказанное Михалковым. Девка наглая, слова чеканит. Отвечает: «Исполком закончился.» — «Соедините меня с Пулатовым. Кто говорит?» — «Говорит ректор Литературного института.» В трубку отчетливо слышу переговоры. Она повторяет дословно лишь то, что я уже слышу, Пулатов шепчет со злобной аффектацией. «Тимур Исхакович не хочет говорить с ректором Литературного института».
Самонадеянный дурак!
Вечером ездил в общежитие. Опять всякие мелочи. Разворачивается целая история с простынями. Если нельзя украсть напрямую, то делаем это косвенным образом. Купили плохие простыни для общежития за цену, в два раза превышающую рыночную. Потом вскрылось, что все эти самые дорогие покупки делаем через одну и ту же фирму. Кому-то из наших эти перекупщики отстегивают.
Во время Исполкома говорил о своих «Дневниках» в «Современнике» со Стрелковой и Михалковым. Ирина Ивановна, в частности, касаясь ведения мною финансовых дел, говорила об их открытости. Собственно, этого все хотят и от Пулатова.
27 октября, пятница. Вечером параллельно с замечательной «Книгой мертвых» Э.Лимонова принялся читать сборник «Четыре шага в бреду» — французская маргинальная проза первой половины ХХ века. Здесь новый перевод «Кэреля» Жане и повести Арагона, Жоржа Батая и Пьера Луиса. Начал по алфавиту с Арагона. Его повесть интригующе называется «Лоно Ирены». Хорошо начинал автор многотолстой эпопеи «Коммунисты», которую мы изучали в университете. Действительно, на кровати можно было разглядеть лежащего на спине раздетого артиллериста, который теребил толстую сисястую девку со складками на боках и признаками базедовой болезни на шее. У нее были выпученные глаза и маленький, словно прорезанный бритвой, ротик. Она вертелась как бешеная. Два другие клиента, солдафоны, с низкими лбами и свиными глазками, спокойно дрочили с тупым видом, сидя напротив на стульях в ожидании своей очереди.
Арагон давно меня интересует как основатель социалистического реализма и хотя бы как муж Эльзы Триоле, родной сестры Лили Брик. Чем они брали талантливых и не слюнявых мужиков. Но брали. Правда, один — застрелился, а другой после смерти жены пустился во все тяжкие. В предисловии сказано — о связи с пареньком. Об этом же, кстати, пишет в своей «Книге мертвых» и Лимонов. Этот парень оттер его от классика и не дал возможность передать рекомендательное письмо Брик Арагону.
28 октября, суббота. Утром отправился на дачу. Перед давно запланированной поездкой в Германию надо вскопать грядки в теплице, пересадить в горшки и забрать в Москву сельдерей. В теплице он во всю растет, а я сельдерей люблю в Москве как декоративное растение. Все сделал, а также с помощью некого молодца Димы покрыл плиткой пол в бане. По дороге купил продукты для В.С. В очереди за сметаной и творогом одна дама рассказала мне такой рецепт: «мясо со сметаной». Отварить мясо, нарезать его ломтями, уложить в сковородку или на противень. Перед этим отпассировать лук, обжарить муку, одним словом, сделать сметанный соус. Соль, специи и перец по вкусу. Все залить этим соусом, сметаной. Сверху посыпать тертым сыром, поставить минут на 40 в духовку. То же самое можно делать и с курицей, но с добавлением тертых яблок. По дороге все время размышлял, что надо сделать в Германии. Подписать соглашение с Новым литературным обществом Марбурга. Но это самое легкое. Постараться пробить конференцию «Ломоносов—Вольф» на осень следующего года, т. е. через год, а лучше на весну. Надо в Марбурге купить нижнее для меня белье, носки и может быть костюм. Я обносился, а в Москве на все это нет времени.
Вечером до глубокой ночи собирался. У В.С., как всегда, куча всего наготовленного: суп с фасолью, ленивые голубцы, овощное рагу и шарлотка. Много ем, чтобы ее не нервировать. Я давно заметил, готовка снимает у нее стрессы.
29 октября, воскресенье. Накануне отлета в Германию тем не менее сижу и пишу рейтинг для А.С.Вартанова — обещал-с!
Поразительный факт — прилюдные жалобы А.Руцкого на несправедливости нашего суда. Самомнение иногда лишает людей разума. Бедного губернатора лишили возможности второй раз пытать судьбу и страдать на губернаторском месте. Лишил-то, между прочим, свой собственный, как считается, прикормленный областной суд.
30 октября, понедельник. Кормили в самолете: гуляш с макаронами, салат овощной с майонезом, соленая семга и рыбный паштет, булочка белая и кусок черного хлеба, масло и плавленый сырок, два свежих пряника, кофе или чай. Я, как всегда, предпочитаю чай с молоком. Сразу после взлета давали вино, пиво, соки и минеральную воду. Приблизительно пару часов провел над «Дневниками», распутывал дальние годы. Как всегда в дорогу я нагрузился: компьютер, «четыре шага в бреду», «Книга мертвых» Э.Лимонова, две папки с дневниками, первая половина 2000, которую надо отсылать и перепечатанная для правки рукопись старых, бухгалтерская книга с оригиналами, да еще рукопись Сережи Терехова. Его будут обсуждать без меня, но для контроля.
Встречали Барбара, Легге, как всегда в своей знаменитой шляпе и костюме с галстуком и платочком в боковом кармане. У Легге облик англизированного денди. Доехали из Франкфурта хорошо и быстро, Барбара просто засияла, когда я вручил ей свой главный подарок. Не гжельский чайник, который купил в Шереметьево, а пачечку ее новых визиток, где на русском и на латыни объявлено, что она доктор литературы гонорис кауза. Вот так то. Подарки в своем большинстве закупил в аэропорту: шоколад, конфеты, большую бутылку «Смирновки» для Людвига и пр. Дорогое дело для ректора выехать в командировку. Та же гостиница «Марбург» напротив церкви Св. Элизабеты. Даже тот же, как и в прошлый раз, 211 номер на втором этаже. Я узнал его по удлиненной цветной гравюрке ириса, висящей в комнате, и тому же виду из окна. Стерильная, отчаянная немецкая чистота. Иногда кажется, что наведение чистоты — это попытка убить время, которое мы, русские, тратим на мечтания.
Барбара перенесла все свои занятия на неделю, будет потом отрабатывать, текущую неделю она самоотверженно посвящает мне. Я за свою жизнь не часто встречал благодарных людей.
В первый же день Барбара устроила у себя дома пир. Ассистировал все тот же обаятельный и милый Вилли. У Барбары в этом же подъезде теперь еще одна квартира — для гостей и под кабинет. Попользуемся. Кормежка: салат из зеленого горошка с креветками и чем-то похожим на облегченный майонез; семга с кусочками фаршированной рыбы; жареные кабачки; горячие из черного хлеба тосты с консервированными персиками, ветчиной и сыром. Этот рецепт необходимо взять на вооружение. Основное блюдо: фондю. Но не с мясом, а с кусочками нарезанного хлеба, которые окунают в горячий расплавленный сыр с вином и специями. Потом было отдельно несколько сортов сыра и потрясающий десерт: мороженое с чем-то бисерно-карамельным и взбитыми сливками. С Вилли долго говорили об образовании, о бесполезности в развитии интеллекта компьютера, о телевизоре и о других разностях.
31 октября, вторник. Утром читал рукопись дневников за 2000 год. Я начал редактирование еще в Москве и хорошо поработал в самолете. Страшит собственное многословие, но иногда попадаются прекрасные эпизоды.
В час дня обедал с Легге в какой-то итальянской пиццерии. Парадный обед с обнюхиваниями. Поразительный суп-соус с какими-то раковинами, похожими на наши мидии, может быть, устрицы? Между выковыриванием из ракушек кусочков мяса разговаривали. Когда рядом с тобой гора ракушек, невольно чувствуешь себя богатым человеком. Потом мне одному дали самый невероятный из всех съеденных мною десертов: горячие лесные ягоды с мороженым. Сочетание поразительное по своей смелости. Но я вообще чрезвычайно высоко ценю необычные решения.