На руинах «Колдовства»
Шрифт:
Алекс должен был уважать желание Клео сохранить эту тайну, поскольку ее раскрытие лишило бы законной силы его брак. Кровь американских индейцев приравнивалась в луизианском «Черном кодексе» к африканской крови, а межрасовые браки были запрещены.
Клео провела его в маленькую гостиную позади игорных залов, совсем тихих в этот час. Ее шелковое платье с боковым разрезом соблазнительно шептало при каждом шаге.
Алекс не стал терять времени и торопливо произнес:
— Клео, у меня в экипаже беглая рабыня. Ей помогает свободный цветной. Ее нужно спрятать, пока он не найдет способ отправить
— Симона?! — восхищенно воскликнула Клео.
— Рабыня беременна, она сбежала от жестокого надсмотрщика, — Алекс коротко рассказал о нападении на Оюму. — Я думал, может быть, вы дадите ей работу — не на глазах ваших клиентов, конечно, — пока мы не найдем капитана, который согласится нарушить правила.
— Я и тут могла бы помочь, — сказала Клео с озорной улыбкой.
Алекс взял ее руку и поднес к губам:
— Вы просто замечательная! Неудивительно, что я обожаю вашу дочь.
— Ей повезло с вами, Алекс. Пусть ваш грум приведет ко мне девушку.
— Он — не мой грум. Он очень необычный человек, но вы сами увидите.
Алекс оставил Клео и вернулся к экипажу. Взяв поводья, он подвел экипаж к самой галерее и остался ждать, пока Чичеро отвел Милу. Клео встретила их у двери, и Алекс наблюдал, как они тихо разговаривают по-французски. Затем Клео обняла Милу и ввела ее в дом. Чичеро вернулся, и они поехали в город.
Симона Арчер почти не покидала мыслей Ариста со времени свадьбы Мариани. Когда он вынимал ее миниатюрный футляр с ароматическим шариком, душистый запах приносил аромат и удивительное ощущение ее тела в его руках. Танцуя с ней, он испытывал совершенно новые чувства. Она не была мягкой и податливой, а как будто сгустком энергии в его объятиях.
Какая дразнящая женщина! Какая волнующая! Он с нетерпением ждал возможности увидеть ее снова. Арист закончил дела в Новом Орлеане и должен был вернуться в Бельфлер, чтобы свести счеты с этим идиотом Пикензом.
Маршаль уверил его, что в городе были проведены тщательные поиски, но они не увенчались успехом, не нашли ни единого следа беглых рабов. Арист был разочарован, но ничего больше не мог сделать. Однако ему не хотелось возвращаться в Бельфлер, не попытавшись еще раз сгладить неприятные чувства, которые Пикенз возбудил в Арчерах. Кроме того, он все еще был полон решимости показать Симоне Арчер, что его конь не хуже ее арабских скакунов, и приказал, чтобы того оседлали. Планируя прибыть в Беллемонт достаточно рано, чтобы его пригласили к традиционному десятичасовому кофе, если Симона уже отправилась на утреннюю верховую прогулку, он легким галопом поскакал вдоль берега озера.
Мадам Арчер угощала кофе подруг на передней галерее, когда Арист остановил коня у крыльца. Он сразу увидел, что Симоны нет среди собравшихся там женщин. Спешившись, он отдал поводья юному груму и поднялся по ступенькам навстречу Мелодии Арчер.
— Доброе утро, месье Бруно.
Он поклонился, поцеловал протянутую руку и поздоровался с ее подругами, выпрямившимися и чопорно поднявшими головы при его появлении. Арист всегда находил эту позу очаровательной, потому что при этом груди женщин приподнимались.
— Позвольте спросить, как себя чувствует ваш
— Оюма выздоравливает, месье, — ответила Мелодия вежливо, но сдержанно.
— Я надеюсь, вы передали ему, что я сожалею о случившемся.
— Да, месье Бруно.
— Я хотел прокатиться верхом с мадемуазель Симоной сегодня утром, но вижу, что опоздал.
— К несчастью, да. Симона выезжает очень рано.
Арист быстро импровизировал:
— Мне жаль, что я не застал ее. Я хотел узнать, не продаст ли она мне одну из своих чистокровных? Я хотел бы купить еще одну охотничью лошадь.
Веселые искры появились в глазах мадам Арчер.
— Вам придется самому спросить у нее об этом. Я думаю, она сейчас в конюшне.
«Она вспоминает неудачу моей охоты, — раздраженно подумал Арист. — Неудачу, спровоцированную ее эксцентричной дочерью».
— Вы думаете, мадемуазель поговорит со мной, если я найду ее там?
Мадам Арчер поколебалась, затем сказала:
— Если она не очень занята. Мальчик отведет вас.
— Спасибо, мадам.
Арист попрощался с гостями. Раб, почти ребенок, кивнул ему и побежал за угол дома. Арист вскочил в седло и последовал за ним. Когда они приближались к конюшне, он услышал звук, от которого у него волосы встали дыбом: дикий крик кобылы, перекрывший ободряющие возгласы грумов. Какого черта? Что там происходит? И в присутствии мадемуазель?
К тому времени как он спешился, в конюшне наступило напряженное молчание. Арист замер в открытых дверях, не в состоянии различить ничего внутри.
Когда его глаза привыкли к слабому освещению, он увидел мужчину, сидящего на корточках рядом с потеющей кобылой, скорчившейся посреди конюшни на подстилке из мха, и осознал, что видит рождение жеребенка. С диким ржанием, от которого у него кровь застыла в жилах, кобыла выдавила жеребенка и стала лизать его окровавленную маленькую головку. Никто не издал ни звука. Все следили, как жеребенок протянул тоненькие, как палочки, ножки и засучил ими, пытаясь встать.
— Аххх! — раздался общий вздох, когда крошечное создание встало, дрожа всем тельцем. Ветеринар опустил руки в ведро воды.
— Хорошо, — сказал он, — теперь вычистите ее. И грум начал ласково помогать матери отмывать жеребенка.
Симона стояла на коленях рядом с дрожащим жеребенком, ее лицо светилось восторгом. На ее юбке была кровь, и щеки были запачканы, когда она вытирала слезы. Она была душераздирающе прекрасна.
Симона подняла глаза, прищурилась и явно узнала силуэт Ариста на фоне льющегося за ним солнечного света.
— О, месье! — воскликнула она. — Посмотрите на нее. Разве она не прелестна?
Ее лицо сияло таким волнением, что Арист был поражен в самое сердце. Он задохнулся от незнакомого ответного чувства.
— Она… в ней видна ее арабская кровь, — наконец выдавил он.
Симона ополоснула руки в ведре с водой и откинула волосы, оставив влажные пряди. Ее глаза сверкали.
Арист опустился на колени на покрытый мхом пол рядом с ней и потянулся к ее мокрым ладоням. Затем, не обращая внимания на ветеринара и грума, занятых жеребенком, он наклонился и поцеловал ее в губы. Они были теплыми и солеными от слез и изумительно дрожали под давлением его губ.