На самом деле
Шрифт:
— Зажигать? — спросил Арсений Алексеевич.
— Погоди! — прервал Крапивин. — Горелку не прогрели.
— А что сначала делать: накачивать или подачу топлива открывать? — спросила Инна Станиславовна, специалист по Древней Греции. В руках она держала железный чайник с водой.
— Керосина сначала налить! Хе-хе-хе! — сострил Павел Петрович, занимавшийся Мэйдзи Исин и японским милитаризмом.
— Сначала накачать! — подал голос Виктор Николаевич. — Андрюша, заходите!
Андрей, стоявший в дверях, раскланялся со всеми, снял куртку, повесил ее на крючок.
—
— Точно! — усмехнулся Виктор Николаевич. — Мы дома уже месяц примусом пользуемся. Удобнее, чем буржуйка.
— Как можно не поверить специалисту по советской культуре военного времени! — улыбнулась единственная в компании дама.
— Да, кстати! — обрадовался Павел Петрович, продолжая беспричинно веселиться. — Может быть, дадите еще какие-нибудь рекомендации по устроению быта в переходный период? Что писал журнал «Работница» за 1941 год, а? Например, насчет экономии керосина, хе-хе-хе?
— Ну, про то, что соленая вода закипает медленнее пресной и требует больше топлива, вы наверняка знаете, — пожал плечами Виктор Николаевич. — И про то, что каша может дойти, если завернуть кастрюлю в одеяло, тоже. А что еще?.. Не знаю. Семилинейная лампа экономнее пятнадцатилинейной.
— А лучина экономнее обеих! — добавил Крапивин. — Мы теперь каждый вечер сидим при лучине!
— Если бы я знал, что исторические знания могут пригодиться в жизни, хе-хе-хе… то тоже… хе-хе-хе… занялся бы советским бытом!
— У Виктора Николаевича самая полезная специализация из нас всех!
— Надеюсь, до того времени, когда в ход пойдут навыки древних греков, мы все-таки не доживем!
С тех пор, как новая власть устроила разгром на факультете и старых преподавателей заменили новые, жадные до сенсаций сказочники, от пяти кафедр осталось всего две. На этих кафедрах преподаватели группировались не по темам научных работ, а исходя из принадлежности к старой научной или новой лженаучной школам. В помещении кафедры новой и новейшей истории, где царили «разрушители стереотипов» и «разоблачители заговоров», сейчас никого не было: любители шумихи не видели смысла ходить на работу, если занятий все равно еще не было. Другое дело — историки старой закалки. Привыкшие присутствовать в университете с сентября по июнь, соскучившиеся по работе и друг по другу, они приходили на кафедру, чтобы общаться, гонять чаи и давать консультации редким студентам.
Отдельным стимулом для хождения на работу был для преподавателей старенький советский радиоприемник на батарейках, радушно предоставленный Крапивиным в общественное пользование. В отсутствии электричества, когда не работали ни телевизор, ни интернет, а газеты выходили нерегулярно и были дороги, этот аппарат стал для многих профессоров и доцентов единственным источником новостей. Батарейки для него покупали поочередно. Приемник был включен постоянно, будто на дворе стояли 40-е годы.
Примус удалось-таки растопить, и коллектив получил вожделенный чай. По радио началась прямая трансляция поклонения царя Дмитрия Перуну. Ее передавали по всем радиостанциям. По всем двум. На частотах станций, которые не одобряли
— Мне кажется, учеба в этом году вообще не начнется, — констатировала Инна Станиславовна, аккуратно откусывая четвертинку от шоколадной конфеты, ценного, выдаваемого по карточкам продукта. — Университет надо закрывать. Мне предложили работу на птицефабрике. Надо, наверное, соглашаться.
— Ну что вы, как же так!? — разволновался Крапивин. — А кто будет защищать Древнюю Грецию от фантастов с соседней кафедры?! Анна Станиславовна, у нас же по античности никого, кроме вас уже не осталось!
Дама откусила треть от остатка своего десерта.
— Не знаю, не знаю… Я бы, конечно, осталась, Иван Евгеньевич. Но сами понимаете, деньги!.. И потом… Что мы можем? Вот скажите: что мы можем?!
— Можем вести агитацию! Рассказывать правду о текущем положении вещей! — отозвался неожиданно Филиппенко.
— Русское народничество, пропагандистская ветвь, Петр Лаврович Лавров! — усмехнулась преподавательница. — Уже проходили, Андрюшенька!
— По-моему, мы проходили все, чем занимается Дмитрий со своими боярами, хе-хе-хе! — Павел Петрович указал толстым пальцем в сторону радиоприемника.
— Значит, с архаичной властью и бороться надо архаичными методами! — сострил Арсений Алексеевич. — Историческими, я бы сказал! ИннаСтаниславовна, еще чайку?
— Да-да, пожалуйста! — Исчезла половинка от половинки конфетки.
— Какими именно историческими методами? — не унимался юморист-японовед. — Крестьянскими восстаниями, дворцовыми переворотами, хе-хе-хе?
— Выстрелить из «Авроры»!
— Приплыть из Мексики на лодке «Гранма» и развязать партизанскую войну!
— Взять Бастилию!
— Вам бы все шутки шутить, — вздохнула Инна Станиславовна.
В ту секунду, когда она отправила в рот последний кусочек конфетки, трансляцию языческого празднества неожиданно прервали для срочного сообщения.
— Как только что стало известно, — объявил диктор, — в Пермском княжестве малочисленная группа заговорщиков, объединенных ненавистью ко всему славянскому, произвела нападение на острог, в котором содержится Сашка Филиппенков сын, ворог земли русской. Очевидно, эта нелепая попытка мятежа вызвана вестями о новом судилище над сим узником. Князь Пермский уже выслал против бунтарей усиленный наряд дружины. Очевидно, что опасности для государства эта кучка безумцев не представляет…
— Не представляет… — задумчиво повторил Андрей.
— Ты думаешь о том же, о чем и я? — спросил Крапивин.
— Кажется, да! Если власти заявили, что орудует малочисленная группа, не представляющая опасности, значит, наверняка тюрьму осадили несколько тысяч человек, и речь идет о полноценном восстании!
— Допьем чай, хе-хе-хе, и поддержим!
— Да какой может быть чай! — Виктор Николаевич вскочил со стула. — Что мы сидим!? Сколько вообще можно сидеть тут и дуть горячую воду!? Пойдемте к декану, к ректору, заявим о своей позиции! Пойдемте на площадь, в конце концов! Держу пари, не пройдет и часу, как перед городской управой соберется пикет!