На секретной службе
Шрифт:
И этот псевдо-Бонд тоже хорош, он свое дело тоже туго знает, бередил свои раны Пинчук. Не упустил возможность скрасить командировку, нет. Он и Ксюша, Ксюша и он… О, как весело им было представлять себе старого доверчивого идиота, храпящего внизу, прямо под ними. Как хохотали они над ним, лаская друг друга!
И-хи-хи, какой же он все-таки болван… А-ха-ха, как же нам хорошо вдвоем…
Чем чаще Пинчук прикладывался к бутылке, тем реалистичнее звучал издевательский смех двух предавших его людей. Чтобы избавиться от
Неказистый дядька в скособочившемся галстуке с готовностью нарушил тишину:
– За свое двухсотлетнее существование Одесса обрела богатейшую литературную историю, связанную с именами Пушкина, Гоголя, Островского, Короленко, Бунина, Куприна, Шолом-Алейхема, Катаева и многих, многих других писателей, поэтов, драматургов. Они запечатлели на страницах своих произведений яркие мгновения истории города, его трудовую, культурную, литературную жизнь, традиции, нравы, обычаи – все то, что формирует наш колоритный темперамент.
– Колоритный, как же! – прошипел Пинчук, утирая залитый коньяком подбородок. – Пойдите вы все в жопу со своим колоритным темпераментом!
Дядька откашлялся и завел свою шарманку по новой:
– Все одесситы с любовью отзываются о музее-квартире Александра Сергеевича Пушкина…
– Бабник был твой Пушкин, ходок и бабник. Любовниц менял чаще, чем перчатки. А у многих из них имелись законные мужья, между прочим…
– Одесский университет также связан с именами Пушкина и Мицкевича, имена которых дороги сердцам наших жителей…
– Кто такой этот Мицкевич? – спросил у ведущего Пинчук. – Родственник твой?
– Пушкинская Одесса, – заявил тот, – это еще и огромное старинное здание на углу Дерибасовской и Екатерининской, бывший дом Вагнера, названный так по имени его владельца…
– Вагнера какого-то приплел… На кой он мне сдался, скажи на милость? Вот, что сейчас важно. – Пинчук погладил почти опустевшую бутылку «Золотого Дюка». – И вот. – Его рука нежно прикоснулась к пистолету «Тула-Токарев». Это – вещи. А Вагнер твой – мудак полный… Такой же, как я сам.
Сделав это неожиданное открытие, Пинчук спрятал лицо в ладонях. Его плечи задергались. Тщетно надрывались поочередно два телефонных аппарата, пытаясь вытащить хозяина из пучины отчаяния. И телевизионный дядька распинался напрасно, взявшись заунывно читать пушкинские строки, написанные поэтом в Одессе. Тем более что стихотворение было выбрано явно неудачно.
Когда придет последний час, никто, увы, не вспомнит нас…
Бондарь догадывался, что возвращаться в дом одесского бизнесмена не стоит, но тот не отвечал на звонки. Это Евгению не нравилось. Без Пинчука ракеты не будут отправлены в Иран, а это означало бы, что все усилия Бондаря пошли насмарку. В конце концов он приехал в Одессу не для того, чтобы очистить город от нескольких подонков.
С этой мыслью он взял курс на цыганский поселок, выкурив по дороге три сигареты подряд. Добравшись до места, он оставил машину
Рядовая бандитская разборка, ничего особенного. В далеком Багдаде, может, и бьют тревогу, а в Одессе все спокойно.
Перемахнув через ограду, Бондарь долго трезвонил в звонок и барабанил кулаком в дверь, но ему не открыли, хотя за шторами двух окон горел свет. Тогда он задрал голову, убедился, что никто не удосужился закрыть окно в его спальне, и полез наверх прямо по кирпичной стене. Благодаря наличию решеток на двух нижних этажах задача оказалась несложной.
Бесшумно забравшись в комнату, Бондарь сбросил ботинки и в одних носках спустился по лестнице, прислушиваясь к каждому шороху. За дверью кабинета невнятно бубнил телевизор. В спальне царила тишина, но из щелей дверного проема пробивался свет. Толкнув дверь ногой, Бондарь повел перед собой стволом «беретты», которая обнаружила тут только одну достойную цель: перепуганное лицо Оксаны.
– Ты? – нервно воскликнула она. – Откуда?
– Да уж не с того света, не надейся, – заверил ее Бондарь.
– Я так тебя ждала…
– И поэтому не отзывалась ни на звонки, ни на стук. Обычное дело.
– Я боялась. – Оксана, сидящая на кровати с поджатыми ногами, шмыгнула носом.
– Тоже обычное дело, – кивнул Бондарь. – Такая уж твоя доля – бояться. Оснований для этого хватает с лихвой.
– Почему ты разговариваешь со мной так грубо? В чем я перед тобой провинилась?
Бондарь смотрел на Оксану и в то же время сквозь нее.
– Где Григорий Иванович? – спросил он.
Оксана прищурилась:
– Твой Григорий Иванович заперся в кабинете и жрет там коньяк. Стресс снимает.
– Ты что же, пооткровенничать с ним решила? Рассказала ему о том, что было между нами?
– И взбредет же такое в голову! – Оксанины глаза часто замигали и спрятались под полуопущенными ресницами.
Окинув ее не обещающим ничего хорошего взглядом, Бондарь подошел к двери кабинета и врезал по ней кулаком:
– Григорий Иванович! Это я, Женя.
– А я думал: Бонд, Джеймс Бонд, – откликнулся из-за двери Пинчук. – Герой нашего времени. Рыцарь без страха и упрека… а также без стыда и совести.
– Откройте, – попросил Бондарь.
– Пошел ты… – Голос Пинчука звучал не агрессивно, а скорее устало.
– У меня для вас хорошие новости.
– А! Знаю я ваши новости. Поимели мою жену в какой-нибудь необычной позе?
Бондарь оглянулся на высунувшуюся из спальни Оксану. Она как раз собиралась недоумевающе развести руками, но, наткнувшись на взгляд Бондаря, отпрянула назад и исчезла. Словно куклу за ниточку дернули.