На штурм пика Ленина

Никитин В. Н.

Когда Рогов и его сотрудница начали переправляться с берега, на котором производили работу, и въехали в воду, их обоих сорвало и закрутило течением. Спутница успела, однако, броситься в воду с седла и ее вынесло на остров посредине реки. Лишь поздно вечером ее оттуда сняли арканом, а лошадь ее погибла, разбитая о камни. Не то было с Роговым. И он и лошадь успели выплыть на мелкое место, но измученная лошадь уже не могла больше держаться на ногах и легла в воду, еле переводя дыхание. Федор Федорович Рогов, растерявшись, стоял над ней и ждал когда она встанет, чтобы вместе выбраться на берег, бывший всего в 2-3 м. К несчастью, к моменту, когда лошадь встала, ему пришла в голову нелепая мысль сесть на нее.

Он сел, вставил ноги в стремена седла, но лошадь упала снова и на этот раз вместе с Роговым, при чем он не мог выпутаться из стремян, и течение опять подхватило свою жертву и вынесло в самую стремнину. Стоявшие на этой стороне только видели, как река, будто играя со своей жертвой, показала лошадь два раза: один раз вверх ногами, а другой раз всплыла спина, но седло было пусто, Рогов исчез. Ударила ли его лошадь, ударило ли его о камни, как он освободился от погубивших его стремян, – осталось неизвестным. Лошадь всплыла несколько ниже, а Рогов уже больше не показывался. Три дня искали товарищи его труп и не нашли.

Несколько позже чуть было так же не случилось с Герасимовым, рассказывает Афанасий: – я тогда с ним пытался перейти Мук-Су. Лошадь его сбило течением с ног, а он, не будь трусом, тотчас же соскочил в воду и его несколько поволокло, покрутило и прибило к берегу. «Странное чувство было при этом, говорит после купанья Герасимов: – напор воды чрезвычайно силен. Пытаешься противиться ему и цепляешься руками и ногами за дно, ищешь камни покрупней. Но за что бы ни схватился, вода тащит дальше, камень выворачивается и начинает катиться по галечному дну и волочить за собой попадающиеся на пути камни и гальку. Кажется, что все дно подвижно. Опоры нет никакой. Ощущение самое отвратительное и больше всего боязно, чтобы не ударило головой о какой-нибудь большой камень или не вынесло бы в стремнину и не закрутило бы в водоворот, оттуда уже не выберешься».

Под впечатлением этих сообщений и предупреждений киргизов мои нервы при виде 13 рукавов 3 рек, полных водой, через которые предстояло переправиться, пришли в сильное возбуждение. «Но ведь нужно выполнение плана важных работ экспедиции, – думал я, – значит надо использовать все возможности и найти брод».

Самым лучшим временем, когда воды в реках бывает всего меньше, – это часов до 11—12 дня. К полудню таяние ледников бывает уже значительным, и вода сильно начинает прибывать, достигая максимального подъема к 4—5 час. вечера, после чего она медленно начинает спадать. Сумерек на Памире не бывает, после заката солнца ночь спускается почти тотчас же, и если опоздать и остаться за такой рекой, то можно подвергнуться весьма большому и ненужному риску.

В первый же день я с Афанасием мог быть к 9 час. утра уже около первого препятствия, около первого из трех рукавов красной, глубокой и злой реки Саук-Сая. Начав далеко снизу, мы с 0,5 км ехали вдоль правого берега рукава, при каждом удобном случае пытаясь спустить лошадей в воду. Наконец, по гребешку волн определили мелкое место и решили ехать.

Лошади, сильно дрожа, прядут ушами и всем корпусом наклоняются против течения. Смотреть на воду не рекомендуется. Река стремительно несет свои воды вниз, а иной раз переплескивается через гриву лошади. Ориентироваться невозможно. Вода очень мутная, и дна не видно. Мы уже не беспокоились, что в ботинках полно воды, что вода заливает куржумы у седла и что мы вымокли до половины. Это не беда. Лишь бы не сшибло.

Камни с грохотом срываются с места, ударяются друг о друга, и эхо их перестукивания, как канонада далекой артиллерийской перестрелки, отдается по воде.

Нервы напряжены до крайности. Мысли работают в одном направлении: лишь бы не сшибло, лишь бы не ударило. Первый рукав благополучно был пройден. Метров через десять виднелся второй, более широкий

и более сильный. Раз десять пытались мы спуститься в реку на гребешок, исследовать ее глубину длинной палкой и найти брод. Ехать было невозможно – везде было глубоко.

Афанасий поехал было, но волна, перекинувшаяся через гриву лошади, сбила лошадь и она с трудом выправилась и выскочила на берег. Сам Афанасий почти весь вымок и в таком виде был очень комичен. Было уже 11 час. Вода начала прибывать, а впереди еще два рукава Саук-Сая, 3 рукава Каинды и, вероятно рукавов 12 Мук-Су. Можно, пожалуй, так заехать, что вода не пропустит обратно.

«Ну что ж, Афанасий, едем обратно», – сказал я посиневшему от холода товарищу.

Решили на сегодня вернуться в Алтын-Мазар.

На следующий день выехали еще раньше. Правда, Саук-Сай имел уже не 3 рукава, а 4, но мы сравнительно легко миновали все их, отметив места переправы каменными пирамидами на берегах. Впереди Каинда. Эта река несет свои прозрачно-чистые воды с перевала Каинды, находящегося где-то слева от нас и поднимающегося на 5000 м над уровнем моря.

По Каинде переправляться было легко. Река неглубока, а дно отчетливо видно и можно прекрасно ориентироваться. Скоро мы миновали ее 3 рукава и остановились перед большим пространством нескольких довольно широких рукавов пепельного цвета реки Мук-Су, текущей в мелких берегах. Проехав вдоль 1,5 км, мыс трудом переправились через 4 рукава. Невдалеке, на другой стороне, виднеется язык ледника Федченко, а на этой стороне большим углом выступала скала, и река, прибившись к ней, загородила наш дальнейший путь вверх по ее течению.

Времени только осталось для того, чтобы своевременно успеть вернуться обратно, что мы и поспешили сделать.

В Алтын-Мазаре нас ждал вестовой от «аксакала» Крыленко с приказом подняться и доложить о результатах работы. Удивившись их столь долгому сидению в Терс-Агаре, я пешком пошел наверх с расчетом, чтобы к ночи вернуться обратно.

Поднявшись, я рассказал о своих неудачах и заверил товарищей, что завтра мы обязательно будем на той стороне Мук-Су. Оказывается, товарищи следили за долиной в бинокль с Терс-Агара и одно время определенно думали, что мы переправились на тот берег Мук-Су, но скоро они с большим огорчением заменили, что это были не мы, а просто камни.

Луна ярко светила, и небо звездным шатром опиралось на снежные вершины трех гигантов и гребень Терс-Агара, когда я спускался обратно в долину. Как-то холодно и жутко было одному очутиться во власти ночи и тихих веяний легких ветров с долины. Мук-Су желтоватыми змейками вилась по долине, освещаемой луной.

Что-то будет завтра? Неужели мы не одолеем упрямой речушки?

Афанасий уже спал, когда я пришел. И мне пришлось тут же в мазанке рядом с ним прикорнуть до утра.

Утром купались. Воды немного, но течение чертовски сильно. Чувствуешь, как лошади осторожно поднимают ноги и переставляют их, щупая неровное каменистое дно. Не удержись лошадь, стань она на предательский камень или споткнись, вода воспользуется этой слабостью, завертит, и «золотая могила» станет твоей могилой.

Смелость города берет, – говорит пословица. Сильным и скорым напором мы миновали а общей сложности 14 рукавов, но 9-й рукав Мук-Су, очевидно основной, дальше нас не пустил. А минуя его, победим Мук-Су. Здесь река, видимо, решила дать основательный бой. Она разлилась до 15 – 20 м, а противоположный берег круто обрывался в реку, ежеминутно обваливаясь. Место глубокое. Река была не бурлива и спокойна, но в спокойствии этом чувствовалась неимоверная сила, и глубина сразу же покрыла бы лошадь вместе с седоком. Нашли было одно место с гребешком, но добравшись до середины, палкой определили обрыв, лошади захрапели и нервно стали плескать водой, переступая передними ногами.