На Сибирском тракте
Шрифт:
В учреждениях уже никто не отвечал на телефонные звонки.
— Ничего… материала хватит, — сказал сам себе Сергей. — До утра напишу…
Позвонил Алексеенко.
— Я в деревне Селезневка. Здесь хорошо сев идет. Дадим подробную корреспонденцию. В общем, у меня весь материал собран. Только вот не все написано.
«Тебя, братец мой, надо посильней тормошить, тогда и прок будет», — подумал Сергей и спросил:
— Когда домой?
— Не знаю. Надо председателя колхоза разыскать и лошадь попросить. Полчаса назад
— Волка?! Редкостная информация вам в руки валится, а вы ее не берете… лешак вас дери! Напишите об этом волчатнике. Обязательно!
Сергей работал до ночи. Изредка вставал и подходил к окну. Село казалось ему уже не таким темным и безжизненным, как прошлой ночью. Он улавливал голоса людей, шум автомашин, лай собак, мычание коров. Хрипел репродуктор на столбе. Огоньки керосиновых ламп весело мерцали в домах.
«Любопытно, — думал Сергей, — очень любопытно».
Утром он выправил материал, написанный Алексеенко. В корреспонденции о селезневском колхозе Сергей прочитал слово «рыжик» и спросил:
— Что это, грибы, что ли?
Алексеенко улыбнулся:
— Это растение такое…
— Вы не удивляйтесь, Илья Федорович, сельское хозяйство я знаю очень плохо. Но ничего, изучу.
В материалах Алексеенко часто встречались слова «пахота» и «вспашка». «Интересно, это одно и то же или между ними есть какая-то разница? — подумал Сергей и тут же решил: «У Алексеенко спрашивать не буду. Если бы он не усмехнулся после «рыжика», спросил бы, а теперь не буду».
— Ниже информации дадим письмо читателей о плохой работе райунивермага и других магазинов, — сказал Сергей. — Я добавил от редакции, что необходимо обратить внимание и на чайную. Там грязно, неуютно. А пищу готовят такую, что поешь и тошнит. Ну, и о базаре еще добавил. В районном центре должен быть базар.
— Устюжанинов — мужик нравный, лешак его дери, к критике не привык. В войну здесь продуктов вовсе мало было и ему большое внимание оказывали. Вот с тех пор и… В общем, дыму будет много.
— А пущай, как говорит наша старушка уборщица.
— Опять же он приятель председателя райисполкома. На вечерах бывают вместе и всякое такое…
— А пущай!
Когда Сергей пришел на обед, жена сказала:
— Я кринку молока нашла…
— Удивительно! Люди деньги, вещи находят, а ты молоко.
— Не зубоскаль. Если бы не я, ты бы шатался от голода.
— Я, как верблюд, могу несколько дней без еды. Все это, Валечка, пустяки. Ты вот лучше ответь мне на такой вопрос. Есть ли какая-нибудь разница между пахотой и вспашкой? Между пахотой и вспашкой.
— Что? — Жена наморщила губы, будто ее обидели, и затряслась
Сергей покраснел и крякнул.
— Чего ты ржешь? Ну чего ты?..
Валя насмешливо посмотрела на Сергея.
— У Марка Твена есть рассказ о том, как он был редактором сельскохозяйственной газеты и все на свете путал. Или кто-то другой был редактором и путал. Что-то уже не припомню.
— Классику нужно знать, — наставительно проговорил Сергей. — Из твоего ехидного смеха я понял, что пахота и вспашка — слова, так сказать, синонимичные.
Вечером Сергей составил макет газеты. Он несколько раз переделывал его, мысленно представляя, какими будут страницы газеты.
Когда ему показалось, что макет составлен хорошо, он запел и запрыгал от радости. Жена спросила спросонок:
— Ты уронил что-то?
— Томик Марка Твена с рассказом о редакторе сельскохозяйственной газеты.
Когда Чернышева стала верстать газету, то оказалось, что на первой полосе не хватает материала, а на второй надо было сократить сорок пять строк. Это разозлило наборщицу, и она сказала недружелюбно:
— Уж лучше бы Илья Федорович составлял макет.
Сергей холодно ответил:
— Макеты буду составлять я.
Пока он дописывал материал, а Чернышева заканчивала верстку газеты, наступил полдень.
На улице было уныло. За ночь небо покрылось облаками, и сейчас беспрерывно сыпал мелкий дождик.
Сергей смотрел в окно и не заметил, как вошла Чернышева. Она была радостная и намного смущенная.
— А красивая получилась газетка, Сергей Сергеевич!
Чернышева положила на стол большие мокрые листы бумаги, на которых были оттиснуты первая и вторая страницы газеты.
Газета выглядела веселой, интересной.
— Ничего! — бодро ответил Сергей, а когда наборщица ушла, забарабанил пальцами по столу и запел: — Ай да я, ай да я, шуба не моя!
Какая «шуба», он и сам не знал.
Вечером Важенин привез новый шатун и стал печатать газету. И вот тут-то начались настоящие муки Сергея.
«Американка» печатала плохо. На одной и той же полосе были светлые пятна, с едва заметными буквами, и черные, где буквы забивало краской и трудно было отличить «о» от «а».
— Всегда так, — сказал Важенин.
— Так дальше нельзя. Это черт знает что, а не работа! А ну-ка настройте машину по-настоящему!
— Да я уж и так… Я ж говорю, что она совсем старая.
Сергей с сожалением подумал, что никогда не интересовался печатными машинами. Все «американки», какие ему приходилось видеть, работали нормально. Но все же надо было что-то делать. Сергей осмотрел машину и сказал:
— Валики плохие.
— Недавно переливал.
— Не умеете переливать. Ямы да бугры. И хотите, чтобы печать была ровная. Завтра же займитесь валиками. Ясно? А сейчас черную краску замените на темно-синюю.