На скалах и долинах Дагестана. Перед грозою
Шрифт:
Сумма, потребованная Шамилем за Спиридова, не казалась ей большою. По десять тысяч в Петербурге платили за хорошую венскую дорожную карету, за пару лошадей, ставили на карту и подносили балетным танцовщицам в виде бриллиантовой диадемы. Заплатить десять тысяч за свою свободу ей казалось пустяком. К довершению всего в письме Колосова Элен слышался как бы призыв, он словно хотел, чтобы она в чем-то помогла ему, проявила свое сочувствие. Но чем? Чем могла она помочь? Послать денег? Но кому, какую сумму? Она охотно даст на дело выкупа Спиридова в пять раз больше того, что просит этот какой-то там Шамиль. Пусть только скорее освободят Петра Андреевича,
Элен поднялась с кушетки и стремительно дернула кисть сонетки. Вошла горничная и в почтительной позе остановилась у дверей, ожидая приказаний.
Элен открыла было рот, чтобы отдать ей приказание, как вдруг мучительно-тревожный вопрос встал перед нею и поверг ее в невольное смущение.
"Что надо делать прежде всего, сейчас же? С чего начать?" — ломала голову она и не могла ничего придумать.
— Который час? — спросила Элен.
— Скоро одиннадцать, — ответила та. — Я проходила по столовой и видела. Сейчас будут бить.
Как бы в подтверждение слов девушки, среди мертвой тишины дома, наполняя ее стальным, музыкальным звоном, отчетливо отсчитывая удары, раздался мелодичный бой старинных курантов, помещавшихся в столовой. Элен машинально сосчитала одиннадцать ударов, и в то мгновение, когда последний из них, постепенно замирая, умолк, как бы потерялся в пространстве огромных комнат, молодая женщина почувствовала жгучую боль в сердце. Казалось, только теперь вполне ясно сознала она все роковое значение полученного ею известия, весь ужас возможности навсегда потерять Спиридова. "Его могут убить, он может умереть, и я никогда, никогда не увижу его".
Она едва нашла в себе силы жестом руки отпустить горничную и, бросившись снова на кушетку, разразилась горькими рыданиями.
Среди знакомых Элен был один очень важный и еще не старый генерал. Он состоял в свите государя, часто в числе прочих сопровождал императора на маневрах и славился в обществе за человека большого ума и опытности. Вот к этому-то генералу Элен и решилась прежде всего обратиться за советом и разъяснением мучивших ее вопросов. Чтобы не возбудить никаких толков и придать своему разговору с генералом характер как можно менее торжественный и серьезный, она дождалась одного "вечера" в доме общих знакомых, где генерал был частым гостем. Она поехала на вечер в тайной надежде застать его там, и не ошиблась. Во время танцев Элен, не танцевавшая по случаю траура, постаралась ловким манером завладеть генералом и увела его в другую комнату.
— Генерал, — кокетливо улыбаясь, заговорила Элен, — у меня к вам есть огромная просьба. Только вперед обещайте не отказать мне в ней.
— Вы знаете, Елена Владимировна, что я ваш раб всегда и во всем, — галантно поклонился генерал, искоса поглядывая на ее роскошные, полуприкрытые черным газом молочной белизны плечи, — приказывайте, я весь внимание.
Элен в нескольких словах рассказала ему обо всем, что ей было известно
— Мы уже об этом знаем, — ответил ей генерал, когда она кончила, — и надо вам сказать, государь весьма недоволен.
— Чем же именно? — удивилась Элен.
— Напрасным и ни к чему не ведущим геройством кавказских офицеров. Там у них соревнование какое-то, кто выкинет более безумную выходку. Гибнут сами, губят солдат, последнее хуже всего. Для чего, например, этот г-н Спиридов поехал через горы, когда там все в восстании? Кого он хотел удивить своим молодечеством? Наверно, какое-нибудь глупое пари или хвастливость, и что из этого вышло? Сам в плену, а ехавшие с ним казаки, по отзывам их начальства чуть ли не лучшие во всем полку, убиты. Убиты без всякой пользы для дела. Недаром государь, получив недавно донесение о какой-то экспедиции, весьма плохо для нас окончившейся, изволил выразиться: "Они там совершенно исключили из своего обихода слово "благоразумие". Необходимо им об этом напомнить".
— Но, генерал, — с примирительной улыбкой заступилась Элен, — разве герои бывают когда-нибудь особенно благоразумны? Что же касается Спиридова, то уверяю вас, в его решении ехать кратчайшим путем не играло роли ни пари, ни хвастовство, как вы думали, а причины более глубокие. Я это знаю наверняка.
— Может быть, я не спорю, — любезно согласился генерал. — Но скажите мне, чем я могу помочь в этом деле? Переговоры о выкупе уже начались, но Шамиль предъявил такие требования, на которые мы никак не можем согласиться.
— Но мне кажется, если государь прикажет снарядить экспедицию в ту деревню, где разбойники держат Спиридова, она легко может прийти и освободить его. Не правда ли?
Генерал весело расхохотался.
— О, женщины, женщины! — захлебываясь от смеха, восклицал он. — Как просты бывают иногда для вас самые сложные вопросы. Гораздо проще выбора фасона бального платья. Если бы все зависело только от нашего приказания, давным-давно всякая война на Кавказе была бы кончена. К сожалению, по отношению к этим, как вы говорите, разбойникам, мы являемся бессильны. Нам гораздо легче добиться каких-нибудь дипломатических уступок со стороны Франции, Германии и Турции, чем принудить Шамиля отпустить захваченного им офицера на желательных для нас условиях.
— Но что же тогда надо делать? — заволновалась Елена Владимировна. — Неужели можно допустить, чтобы русского офицера какие-то дикари держали в яме, как медведя или волка? Он может там заболеть, умереть… Наконец, его могут убить. Как же это так?
Генерал беспомощно развел руками.
— Если бы при дворе Шамиля имелся русский посол, мы предписали бы ему сделать на него давление, как недавно еще это было с турецким султаном; но, к сожалению, Шамиль вне дипломатических воздействий.
— Итак, вы решительно не хотите принять никакого участия в судьбе этого несчастного? — с некоторой резкостью в голосе спросила Элен.
— Напротив, мы сделали очень многое. Барону Розену приказано не прекращать переговоры с Шамилем и к требуемым им десяти тысячам, которые, впрочем, Спиридов охотно согласен уплатить из своих средств, прибавить несколько десятков пленников.
— Шамиль требует выдачи ему какого-то Хаджи-Мурата, — робко заметила Элен.
— На это мы согласиться не можем ни под каким видом! — с горячностью воскликнул генерал. — Впрочем, я надеюсь, Шамиль в конце концов уступит, когда убедится в нашем твердом намерении не исполнять его нелепых требований.