На службе Отечеству
Шрифт:
– Сиди, сиди. Что у вас тут случилось?
– Собрались было ротные покушать, - пояснил мне кто-то из медиков.
– А тут фашистская самоходка выползла и начала садить по нашему переднему краю. Ну и снарядом, значит, их накрыло. Ковалева контузило, а Чугунова...
– Так... Где Чугунов?
– Вынесли только что. Скончался. С противоположной степы сарая положили. Где ему теперь быть? Ковалева в медсанбат эвакуировать будем.
– Лейтенант Рубан говорит - не надо, - сказал санинструктор роты. Дать ему отдохнуть, и придет в себя.
Обогнули сарай. У стены, накрытый плащ-накидкой, из-под которой
Я смотрел на Чугунова, и как-то не верилось, что он мертв. На фронте привыкаешь к смертям. Они неизбежны и часты. Но если с человеком живешь бок о бок не одну неделю, не один месяц в шквале боев, то как-то свыкаешься с мыслью, что с ним ничего не может случиться.
Было нехорошо, неспокойно. Подошел заместитель по политической части лейтенант Елагин, тяжело вздохнул и глухим голосом спросил:
– Чугунов из Башкирии у нас?
– Да, оттуда. Жена там у него, Анна Андреевна. Нужно написать ей, упредить сухую казенную бумагу. Хоть как-то смягчить боль утраты... Как-никак вместе не одну сотню километров отмахали, в полную меру черпнули и хорошего, и плохого.
– Многим нынче придется писать, многим, - вновь вздохнул Елагин.
...В бою за Лесные Халупы смертью храбрых погибли лейтенант Иван Исаев, младший лейтенант Карп Варивода, многие солдаты и сержанты. Горько стало от невозвратных потерь. Пройдут годы, уйдут в небытие их сверстники, родные и близкие, и, как туман, развеется память о каждом из них. Останется лишь общее, имя которому - подвиг. По ведь у каждого из них была своя жизнь. И каждый многое мог бы еще сделать на своем пути.
Раненых отправили на левый берег. С ними тоже нелегко было расставаться. Фронтовая жизнь, большие и малые бои сроднили нас и побратали на всю оставшуюся жизнь.
– Нелегко нам досталась эта деревня, - вывел меня из задумчивости голос капитана Бухарина.
Николай Яковлевич тоже прибыл сюда.
– У Ковалева все взводные вышли из строя, - доложил он.
– Сержантов назначил командовать взводами. В четвертой Одегов с Чалаганидзе остались.
– Знаю, Николай Яковлевич. Ты вот лучше скажи мне, как могли мы допустить, что ротные командиры сошлись вместе на переднем крае?
– Да я их предупреждал, Александр Терентьевич. С радости, что наконец взяли Халупы, собрались. Ну а тут старшина с обедом. Вот и решили...
– Они-то могли решить, а мы где с тобой и замполитом были? Как могли упустить?
– Понимаю тебя, но что поделаешь. Виноваты.
– И после небольшой паузы: - Нужно думать о живых.
– И я к тому говорю. Предупредить еще раз людей: вместе не собираться! Следить за этим и требовать от всех выполнения приказа.
6-ю роту приказал принять старшему лейтенанту Серпухину. Вместе с ним обошел участок обороны роты. Он проходил по краю заросшего кустарником неглубокого овражка, который хотя и выдавался несколько вперед, но давал возможность скрытого сосредоточения и подхода.
– Николай Павлович выбирал?
– Так точно, товарищ капитан, он, Чугунов, - ответил Петр Федорович Серпухин.
– Удачно выбрал. Теперь доводи тут за него. Взвод передай своему помощнику.
– Слушаюсь!
– ответил Серпухин.
– Передать и проинструктировать помкомвзвода.
– Держи связь с Пономаревым и пулеметчиками, И ни шагу назад, слышишь меня, Серпухин!
– Так точно, товарищ капитан, слышу. С минометчиками у нас контакт полный. НП Пономарева рядом.
– Предупреди, чтобы тоже поостерегся. Знаю я его, часто на рожон лезет. Чего доброго, ухлопают ни за что ни про что.
– Ваше приказание передам.
Попрощавшись с Серпухиным, пошел свежевырытой траншеей. Бойцы готовили ячейки, огневые позиции для стрельбы, выводили в овражек ходы сообщения. Спустился в него и я. Здесь уже была протоптана тропинка, по которой в тыл выносили раненых и погибших, а обратно несли пищу и боеприпасы.
Подошел к извилистой, уходящей в тыл неглубокой траншее. Пригибаясь, двинулся дальше. Здесь повстречал группу бойцов. На плащ-палатке они несли раненого. Поинтересовался, кого несут.
– Старшину Горобца, товарищ капитан, - ответил пожилой красноармеец.
– Как себя чувствует старшина?
– Без памяти, бредит, - за всех ответил санитар.
– Тяжелое состояние. Как бы...
– Доставить до НП живым, сержант. Там решим, что и как. Наверняка уже ждет брат.
Братья Феодосий и Мефодий Горобцы влились в батальон с маршевым пополнением в Нежине, где мы находились на отдыхе. Они обратили на себя внимание подтянутостью, выправкой, знанием военного дела. Мефодий через некоторое время был назначен старшиной 6-й роты. Феодосий служил в пулеметной роте, противотанковых ружей, затем принял взвод снабжения. И здесь, как говорят, нашел себя. Инициативный, рачительный хозяин, он мог в трудную минуту достать харч и боеприпасы из-под земли. Кормить людей - дело непростое и в тылу, а тем более в условиях передовой, когда почти все время находишься под огнем противника и каждый неверный твой шаг, ошибка могут привести к роковым последствиям. Но ему как-то удавалось к сроку подготовить пищу.
Горобцы запомнились по многим эпизодам военной жизни. Воевали братья хорошо. В одном из тяжелых боев вышел из строя командир взвода младший лейтенант Федор Липатов. Бойцы растерялись, кое-кто начал было пятиться назад. В это время с подносчиками боеприпасов в расположении взвода оказался старшина Горобец. Мефодий быстро сориентировался в обстановке.
– Слушай мою команду!
– закричал он в полную силу легких.
– Стой! Назад! Наза-ад!..
Бойцы, услышав голос старшины, приободрились, начали занимать покинутые было ячейки, вести прицельный огонь по врагу. Положение было восстановлено. Немало подобных эпизодов насчитывалось в боевых биографиях братьев. И вот досадный, нелепый случай.
На НП батальона за мое отсутствие накопилось немало дел. Пока разбирался с ними, немцы пошли в контратаку. Завязался бой. Из памяти на какое-то время выпал старшина Мефодий Горобец. Когда же вспомнил о нем, ординарец ответил:
– Скончался, товарищ капитан. Здесь его брат.
Я вышел. Неподалеку в просторном, но пока еще не накрытом накатом окопе увидел застывшую как изваяние фигуру с низко опущевной головой. Подошел ближе. Феодосий стоял над телом брата. Столько было в его глазах тоски и печали, что я не выдержал: