На сопках Маньчжурии
Шрифт:
Налил стопочку, придвинул закуску.
— Алексей Иванович на своей шхуне будет привозить доброкачественные товары, — сказал Миронов, — и продавать будет по нормальной цене. У него правильная точка зрения: коренному русскому промышленнику нужно вести свое хозяйство так, чтобы край не оскудевал. С нищего края и купец не разживется.
— Что правда, то правда, — согласился Леонтий. — Если вам, господин Попов, понадобится кабанина или что-нибудь иное, надейтесь на меня, буду поставлять. И с Хлебниковым поговорю. Я тоже хочу беречь край.
10
В
Весна явилась неожиданно. Леонтий утром вышел во двор, на плечи накинул меховую куртку, на голову надел шапку и, когда переступил порог, не поверил: было не только тепло, но необыкновенно, чудесно тепло. Пряный аромат далеко на западе цветущих лесов и полей преобразил вчерашний скудный мир.
Леонтий скинул куртку и шапку, крикнул сыну:
— Семен!
Встревоженный Семен выскочил в исподнем.
— Зови мать, лето пришло!
Да, это была уже не весна — лето. Разгоралась заря над сопками. Глаша Хлебникова выбежала во двор навстречу теплому ветру, и закричала, и запела.
Марья распахивала все пять окон.
— Теперь и пшеничка пойдет, Леонтий!
Хлебников кричал со своего крыльца:
— Ну, теперь, Леонтий, все пошло — и не удержишь! На пантовку надо…
На пантовку собирались втроем: Леонтий, Хлебников и Седанка. Не ради удовольствия — деньги были нужны. Лишнего коня нужно — огромные всюду расстояния; шлюпку нужно, да не простую, а чтобы выйти по Суйфуну в Амурский залив и плыть без забот до самого Владивостока. Семья не одета. И наконец, того и гляди, свадьба будет. Все идет к тому, что породнится Леонтий с Хлебниковым. А уж свадьбу надо сыграть толково!
…Седанка прибыл в назначенный день в куртке, улах, в наколенниках из барсучьей шкуры, надетых на дабовые штаны. За плечами его висела винтовка — подарок Леонтия.
Он торжественно поставил ее в угол.
— Денек обождете, — сказала Марья, — сухари не готовы…
В угловой охотничьей комнате Леонтий и Хлебников осматривали и чинили снаряжение: вьючные сумки, обувь, охотничьи костюмы, точили ножи, проверяли патроны и винтовки, Седанка сидел на скамье, курил и сообщал последние новости. По его мнению, пантовать надо в долине Майхэ.
— Там горы высоки, — заметил Леонтий. — Особенно между Супутинкой и Баталянзой.
— Пантовары пошли туда.
— А пантовары — супутинские?
— Конечно, его. Все пантовары его. Других пантоваров Су Пу-тин не пускает. Третьего года наведался с маньчжурской стороны пантовар, повел дело самостоятельно. Осенью его нашли убитым! Говорят — хунхузы! Однако хунхузы не трогают супутинских!
Марья вынула сухари из печи. Как всякая хозяйка, она радовалась тому, что они хороши. Глаша заглянула в кухню.
—
— Уж ты наговоришь! — запротестовала довольная Марья. — У вас-то, поди, во сто раз лучше…
— У матери тесто хорошо, а у вас лучше… И, кажется, вся-то сдоба у вас — крыночка молока да три яйца.
— Больше и не нужно.
Рассыпала на полу, на полотняной скатерти, рис и стала выбирать камешки, потому что в рисе всегда, даже в первом сорте, остаются камешки.
Голос Семена слышен сквозь стену. Семен рассказывает отцу, как Аносов охотится на пятнистых оленей. Человека олень теперь побаивается, а коней нет. Аносовские кони на берегу Суйфуна паслись рядом с оленями. Вот Аносов и догадался, сел на коня и поехал к оленям. Олени подняли головы, смотрят, ничего не понимают. Подпустили диковинного коня на пять шагов, Аносов застрелил из винчестера шесть оленей, смеется и похваляется: «Леонтий там и Хлебников ноги бьют, силу изводят, а я подъехал на коньке и взял то, что мне нужно».
— Где можно взять, Аносов уж возьмет, — заметила Марья.
Утром, завьючив двух коней, охотники направились к реке Поповке.
Подступали сопки, синие в утреннем воздухе. Степь, равнина — хорошо. А горы лучше. Горы возвышают человека. Они всегда красивы, безобразных гор нет. Всегда они говорят человеку, и всегда что-то недосказывают… А ведь это хорошо, Седанка!
Седанка курит и идет широким шагом.
11
Высокая и крутая сопка, у подножия которой стали табором охотники, имела на южной стороне много мысков и прилавков, покрытых обильной травой. Среднюю часть горы захватила тайга. Здесь, в сыром сумраке, точно отсутствовала жизнь иная, кроме растительной. Но зато она была могуча: корни, листья, стволы, ветви переплетались в непроходимую чащу.
Ближе к вершине тайга редела, выступали голые скалы, дубы росли низко и кряжисто.
Оленухи весной держатся поближе к берегу моря, где дуют сильные южные ветры, где нет мошки, а горные склоны поросли орешником и леспедицей. Пантачи же предпочитают скалы и осыпи вершин, только изредка в ясные дни спускаясь к морю посолоновать.
В ясный день охота трудна: пантач чуток и никого к себе не подпускает.
Охотники варили рис, смотрели в ясное предвечернее небо, примечали движение ветра, аромат деревьев и трав, поведение птиц, дымку на горизонте, решая — переменится погода или нет.
Погода переменилась среди ночи: потянул южный ветер. Сначала теплый, он с каждой минутой делался прохладнее. Очевидно, над морем туман и дождь. Леонтий и Седанка вышли из шалаша.
— Мало-мало холодно! — сказал Седанка. — Охота будет!
Заморосил дождь. Очень темно: ни сопок, ни неба, ни моря. Дождь легко шуршит о листья шалаша. Пропали запахи. Не будет, пахнуть и след человека. Седанка курит свою ганзу, медленно разгорается и притухает красный глазок.
Леонтий лежит, опершись на локоть.