На сопках Маньчжурии

Далецкий Павел Леонидович

Тогда раздавался голос Ирухи:

— Не бойтесь, встречайте, — приехали друзья, русские…

— Русские! Приехали русские! — крикнул старик Зэлодо и пошел в чащу кликать невестку. Не докликался: со страху убежала далеко.

Вернулся и сел у костра рядом с сыном. Пил вкусную водку и ничем не закусывал, чтобы не портить удовольствия. Пил вкусный кирпичный чай, ел мясо и хлеб. Хлеб не походил ни на что ему известное, и старик долго прислушивался к своим ощущениям.

Но и он, и сын категорически отказались взять у Попова

какие-нибудь товары, хотя товары были необыкновенно хороши. Котел! Какой звонкий и чистый котел! В нем можно что угодно сварить, не только джакту, в нем лосенка сваришь! Куртка! Как не пригодиться куртке! Зэлодо надел ее, потом примерил сын. Но ничего не взяли.

— Конечно, это не китайские купцы, это русские, — сказал Зэлодо Ирухе, — и ты с ними приехал. Но ведь мы все знаем твою судьбу. Ты уже потерял все. Ты можешь ездить с русскими, тебе все равно. А мы охотимся здесь, наши дома здесь. Разве ты не знаешь, что говорил Лэй о русских? Только всего слуги ман-цзы! Да, да, — Зэлодо повысил голос, — живут у моря и проводят дороги, в тайгу их не пустят… Так, случайно проскочили с тобой, но их скоро поймают.

Красные глаза старика тревожно смотрели на Ируху, он верил в то, что говорил, и вместе с тем не хотел верить.

— Лэй больше не хозяин реки. Вы больше ничего не должны Лэю!

— Ничего не должны Лэю? — повторяли сын и старик. — Лэй больше не хозяин реки?

— Если взять мешок крупы, полмешка муки, если взять кирпичного чая, патронов, ниток, штаны… Если взять, а? — спрашивал Зэлодо сына и всех сидящих вокруг костра.

— Бери! — отвечали все.

Старик взял табак, чай, патроны, штаны. И сын его взял.

Из тайги пришла невестка. Шуршало и позвякивало ее платье. Ее тоже угощали. И детей угощали. Леонтий думал: вот два народа — русские и удэ — живут рядом на одной земле, а друг друга не знают.

18

В последнее время доходы Лэя упали. Охотники, курившие опиум, постепенно переставали быть охотниками: у них дрожали руки, ошибался глаз, они не могли насторожить самострел, не хватало сил преследовать соболя. Что они могли приносить Лэю? Они приносили ему убыток. Вчера во двор его фанзы, обширный и крепкий двор, пришел Джянси. Гордый был когда-то охотник, трех жен имел. Вошел во двор и стал у порога фанзы на колени.

— Тебе чего? — спросил Лэй, отлично зная чего: опию на трубку.

Джянси пролепетал:

— Только на одну, только на одну…

Лэй рассвирепел, опустился на корточки, приблизил свое лицо к лицу охотника и прошипел:

— А сколько соболей ты мне нынче принес, а?

И ударил его кулаком в переносицу.

Выскочил Ло Юнь. Вдвоем они выбросили Джянси в кусты.

Утром Лэй отправился к нему в шалаш. В шалаше сидели пожилая женщина и четырнадцатилетняя девочка.

Женщина и девочка испугались Лэя. Как сидели у костра, так и остались

сидеть, уставившись на купца. Девочка была очень хороша, походила на отца, когда он был сильный и гордый. Лэй причмокнул губами, взял девочку за руку, поднял и потащил из шалаша.

— Куда? — закричала мать.

— Но, но… Джянси мне должен, как ты смеешь?!

Мать уцепилась за девочку. Лэй опрокинул ее ударом ноги, девочку бросил в оморочку, оттолкнулся, показал ей нож. Девочка притихла. Нанайцы хорошо платили за женщин, да и в Маньчжурии ее можно было выгодно продать.

Привезя девочку к себе, Лэй сказал Ло Юню:

— Вот хоть что-нибудь от этого дурака Джянси.

Люнголи и ее мать он уже перепродал на Анюй.

Но все эти беспокойства, волнения и злоба были ничто по сравнению с беспокойством и злобой оттого, что на реке, в его владениях, появился Попов.

Лэй думал, что Попов заедет к нему договориться, но Попов не заехал, а прошел вверх по одной из проток.

Добыв дочку Джянси, Лэй сейчас же стал собираться с Ло Юнем по следам Попова.

Вдвоем на двух оморочках, вооруженные винчестерами и большими ножами, они торопливо поднимались по протокам. Охотники, имевшие товары Попова, старались не попасться им на глаза.

Лэй нагнал Попова у шалаша старика Зэлодо. Горел костер. Сын Зэлодо и его жена стояли на коленях около штуки красной материи и рассматривали ее. Вдруг они увидели Лэя.

Лэй шел, широко улыбаясь:

— А, братка, русский купеза… А моя думай, кто это ходи еси?

Он протянул Попову руку. Леонтию, как старому знакомому, подмигнул и присел к костру. Курил, разговаривал, посмеивался. Зэлодо оцепенел. Сын его сидел возле товара, но уже не видел товара, а только глаза Лэя, устремленные на него.

Лэй сказал добродушно:

— Забыли старого хозяина, а я им тут возил, возил… Но плохо охотятся, братка Попов, совсем плохо, ничего не приносят, моя с ними пропадай еси, тот года ничего, этот года ничего… Шибко много моя убытка еси.

— С дороги, наверное, устал, — сказал Попов, — кушай и пей.

— Мало-мало кушай, — вздохнул Лэй и стал жевать мясо.

Но он не дожевал его, выплюнул, он не мог больше притворяться, он отвел руку с кружкой водки, которую подносил ему Попов, и спросил:

— Чего хочу твоя делай здеси?

Зэлодо, его сын и невестка поднялись и попятились к шалашу.

— Моя здеси хозяина, джангуйда! Зачем твоя ходи сюда?

— Вот что, — усмехнулся Алексей Иванович. — Ты больше не хозяин здесь. Понял?

— Руку ты отрубил да-цзу Бянке? — спросил Леонтий.

Они стояли друг против друга, оба высокие, опираясь на свои ружья.

— Кто тебе говори? Такой закон еси. Суд был, твоя понимай?

— На какой земле живешь? На какой земле руку рубил? — вдруг крикнул Леонтий. — Кто судил? Говори! Почему отбирал все? Говори! Теперь я буду судить тебя!