На сопках Маньчжурии
Шрифт:
Орион висел на южном склоне неба, тишина охватывала тайгу и, казалось, всю землю. Зеленые и голубые искры вспыхивали на снегу, а самый гребень распадка пылал зеленым пламенем.
Говорили с Хлебниковым о манзах и тазах, об Аносове и Алексее Ивановиче.
— Вот манзы и тазы. Если в это дело не вмешаться, Хлебников, одни люди начисто съедят других, даром что не тигры. Русский человек всегда любит помочь.
— Аносов-то не очень любит…
— Ну, Аносов! Аносов — торгаш, ему дорога мошна.
Говорили об оленьем заповеднике, о том, сколько
Ночью налетел ветер и громко шумел в тополях, Леонтию чудилось сквозь сон, будто кто-то ходит по крыше балагана, топчется у двери. Он просыпался, прислушивался, но конь стоял спокойно, и Леонтии снова засыпал.
Утром, выйдя из балагана, он увидел следы тигра. Тигр действительно топтался у двери и, должно быть, обнюхивал винтовки, которые всегда оставлялись снаружи, потому что, запотевая в тепле, требовали немедленной чистки.
Первая мысль была о коне. Леонтий бросился за балаган. Конь спокойно жевал сено. Приученный таскать убитых медведей, он не испугался тигра.
А тигр… да не один — четыре! Тигры могли войти в балаган и не вошли, могли поживиться конем и кабаниной и не поживились. Эге, тигриная свадьба! Самка и с ней три самца!
— Нюхали винтовки, — сказал Леонтий. — Плохой для них запах.
После стрельбы по изюбрихам у Леонтия осталось три пули. Хлебников отвезет в деревню кабанов, вернется к вечеру за изюбрихами и привезет новый десяток патронов, Леонтий тем временем походит с малокалиберным винчестером, посмотрит, последит…
— Только смотри, если повстречаешь тигров, не вздумай стрелять. Дай слово, что не будешь!
— Не буду, не беспокойся. Скажи Цяню: четверых встретили.
Хлебников уехал.
Леонтий обошел балаган. С задней стороны снег на склоне распадка был взрыт: отсюда тигры прыгали на крышу. Леонтий тоже взобрался на крышу… Ого, свернули трубу от камелька!
Два тигра обошли коня слева, третий и четвертый прошли между конем и кабаньими тушами, у родника следы соединились, и дальше четыре зверя пошли в один след.
Через полверсты вышли в долину, снег которой был взрыхлен стадом кабанов, и отправились за стадом.
Река подходила то к одной стороне долины, то к другой; кабаны пересекали ее, за ними — тигры, сзади всех человек.
Азарт охотника увлекал Леонтия все дальше. Кабаны свернули в кедровник. Они то рассыпались в стороны, то собирались на одну тропу. Но, несмотря на соблазнительный корм, стремились вперед.
Тигры шли за табуном осторожно: они не любят иметь дело ни с секачами, ни с матками, они нападают тогда, когда стадо кормится, когда поросята отбегают в сторону, когда матки сами увлечены едой.
Для охоты Леонтий был слабо вооружен: три пули и пятнадцать зарядов малокалиберки!
На ходу закусил копченым мясом. Время далеко за полдень, воздух стал терять ясность, — по-видимому, собирался снег. Пора назад!
Решил дойти до излучины реки — где по левому берегу начинался кедровый лес и где кабаны должны были наконец остановиться на кормежку — и вернуться назад.
Кабаны
В то время когда три тигра приблизились к стаду и залегли, выбирая поросят, четвертый подошел с противоположной стороны. Там кормился старый огромный секач, и, как ни тихо шел тигр и как ни помогала ему природа скрадывать себя, старик почуял врага.
Расставив передние ноги и подняв голову, он смотрел туда, где притаился тигр!. В это время три тигра ворвались в стадо, каждый схватил свою добычу… Точно горный обвал, пронеслось стадо по кедровнику.
Вероятно, столь быстрое исчезновение стада не входило в планы четвертого тигра, он медленно поднялся во весь рост.
Минуту тигр и секач стояли друг против друга. Тигр, поддавшись голосу благоразумия, уже хотел скрыться в чащу, но тут секач сделал по направлению к нему несколько шагов. Тигр присел. Секач не испугался его позы, взрыл снег, подняв за собой целые клубы снежной пыли, и снова сделал несколько шагов.
Он стоял напружившись, пар валил из его пасти, запах доносился до ноздрей тигра. Зверь осторожно привстал, на полусогнутых лапах прошел мимо кустов и снова присел. Теперь секач был на расстоянии прыжка. Хорошо было прыгнуть сбоку, и тигр прополз несколько в сторону, но секач немедленно повернулся туда же.
Тогда тигр прыгнул… Он рассчитал сесть врагу на спину, но секач поймал его в воздухе на клыки, и силой своего собственного движения и тяжести тигр распорол о клыки грудную клетку и живот. Ошеломленный, он припал на снег, и в ту же секунду секач перевернул его, погрузил в брюхо клыки, вывалил внутренности и принялся топтать.
Пар поднимался от крови, внутренностей, от секача, не прекращавшего своей бешеной работы. Снег был протоптан до земли, и на твердой мерзлой земле секач продолжал уничтожать остатки противника. Все было растоптано, втоптано, уничтожено.
Кабан постоял на потеплевшей земле, потянул носом и медленно пошел сквозь чащу.
Леонтий, свидетель поединка, выскользнул из-за ствола кедра. От тигра действительно ничего не осталось: грязные лохмотья шкуры!
Когда Леонтий вышел из кедровника и пересек по льду реку, солнце низко стояло над западными отрогами, неяркое, красное среди мутно-белесого небесного пространства и белых просторов земли. Над берегом поднимались скалы, из-под них бежал ключ. Леонтий подумал было напиться, но, взглянув на скалы, увидел на уступе три морды, не сводившие с него глаз. Тигры!
Если он пойдет дальше, они могут последовать за ним и напасть в ночной темноте… Поднял винтовку, прицелился среднему — самке — между глаз. Совсем негромко, как-то сухо щелкнул выстрел, самка опустила голову на лапы.
Самцы сорвались со скал и кинулись на Леонтия.
Одного Леонтий застрелил на первом же прыжке. Тигр перевернулся, схватился лапами за черную березу и стал рвать ее когтями и зубами. Второму Леонтий попал в нос, зверь побежал мелким тряским бегом и скрылся за бугром.