На сопках Маньчжурии
Шрифт:
— Странные хлопцы! — повторила Нина. — Сначала я даже подумала, что это японцы.
Петров подъехал к подводе.
— Ну как? А где Проминский?
— Ускакал с казаками в Мукден.
— В Мукден? Там же японцы.
— Я ему крикнула. Он не ответил, сорвался и понесся. Доктор, зачем он хотел, чтобы мы с вами не забыли, что он нашел диспозицию в соседней фанзе?
Петров вытер кулаком глаза, выплюнул песок.
— Да откуда я знаю, что он там нашел! Я не видел, как он находил. Мне тоже это показалось странным. Тут может
— Да что вы! — испугалась Нина, потому что сама подумала о том же.
Мандаринскую дорогу запрудили обозы. Арбы, подводы, двуколки — все двигалось, все старалось обогнать друг друга. Оси и постромки цеплялись, путались, повозочные истошно кричали, им вторили китайцы-возчики. А по сторонам дороги, по мерзлой кочковатой земле, в беспорядке шли войска.
Рысью по самой обочине ехал артиллерийский парк. Тяжеловесные лошади, по шесть и восемь в запряжке, катили зарядные ящики. Два всадника попытались проскочить мимо них в поле. Но дорога шла под уклон, артиллерийские кони налетели на заднего, лошадь успела сделать скачок и увернуться, а всадник упал, кони его подмяли, зарядный ящик переехал, и все понеслось дальше.
Нина сбросила с себя одеяло, выскочила из повозки и побежала к месту несчастья.
Второй всадник останавливал упряжку парка. Раненого подняли. Положение его было тяжелое.
В грохоте и шуме отступающей армии Нина осматривала и перевязывала раненого. Товарищ потерпевшего стоял тут же. Когда он размотал башлык, Нина увидела худое, черное лицо Алешеньки Львовича.
— Боже мой! — только и сказала она.
Раненого нужно было поместить на подводу. Алешенька подозвал фейерверкера и приказал сбросить с зарядного ящика имущество.
Имущество состояло из досок, дров и табуреток.
— Не задерживай меня, ваше благородие, — крикнул фейерверкер, — не имею права, казенное имущество! — И ударил по копям.
Алешенька выхватил револьвер.
— Вот прицепился! — Фейерверкер оглядывался в поисках поддержки.
— Положи раненого! — рявкнули два солдата с винтовками, третий уже сбрасывал с зарядного ящика доски и столы.
— Ваше благородие! — обратился третий. — Запишите номер его парковой бригады. Я его на новом месте найду и пересчитаю все зубы.
Раненого уложили, зарядный ящик покатился к северу.
Только сейчас Нина сообразила, в какое она попала положение. Лазаретный отряд не мог остановиться в этом потоке. С того времени, как она соскочила на землю, прошел час, — лазарет теперь уже бог знает где!..
— А где ваш очередной бивак? — спросил Алешенька.
— Дайте карту.
Алешенька снял с шеи карту. Деревня, указанная Ниловым, лежала в стороне от Мандаринской дороги.
— Но Петров-то поехал по Мандаринской дороге!
— Часть пути можно сделать и по Мандаринской. Я ваш должник, Нина Григорьевна,
Он наложил компас, заметил градус отклонения, и два всадника заторопились через поля, по которым без путей и дорог двигались те же армейские обозы вперемешку с толпами солдат.
— Всю ночь я поджигал склады, — говорил Алешенька. — Запасов у нас оказалось чудовищное количество. И знаете чего особенно много? Дров! Интендантство собиралось стоять под Мукденом несколько зим. Вы знаете, дрались мы великолепно. Солдаты не хотели уходить с позиций. В самом деле, оставлять то, что защищалось с таким упорством!
— Но ведь это не ново, Алешенька, вспомните Ляоян!
— Я все помню. За месяцы мукденского сидения главнокомандующий провел колонные пути отступления для каждого корпуса, чтобы не было в случае отступления беспорядка. Теперь же все бросились на Мандаринскую дорогу. Вот цена этой предусмотрительности.
Чем дальше от Мандаринской, тем местность делалась пустыннее. По времени давно уже должна была показаться названная в записке Нилова деревня. Но среди зимних холмов не было никаких деревень.
Неожиданно донеслись артиллерийские залпы. Залп следовал за залпом.
Здесь, за Мукденом, загорелся ожесточенный бой.
— По-видимому, ехать дальше по этому направлению бессмысленно, — сказал Алешенька.
Совсем близко раздались винтовочные выстрелы.
Быстро приближаясь, скакала группа всадников.
— На наших усталых конях мы от них не уйдем, — проговорил Алешенька. — Ничего не понимаю; здесь же не может быть японцев. Самое плохое в мире — не понимать.
Всадники приблизились, К счастью, они оказались не японцами, — скакали ординарцы штаба 1-го корпуса.
— Скорее, скорее! — торопили они. — Там японцы, справа тоже японцы.
— Каким путем? Откуда?
— Прорвались у Каузаня. Но это пустяки, какие-то шалые разъезды. А вот там, где бьют пушки, — там плохо. Между наступающими японскими армиями — коридорчик всего в восемь верст. Он полон наших войск. Японцы рвутся изо всех сил… не позволяет же им сомкнуться батарея, всего одна батарея! Залегла в лощине и стреляет с такой дьявольской силой, что японцы ничего не могут поделать. А батарею защищает не то полк, не то остатки полка. Это солдаты! Каждому в ноги нужно поклониться.
Хорунжий тронул коня.
Все, что было, мало походило на действительность: импань под Мукденом, Мандаринская дорога, японцы, которые уже кружили по соседним горам…
Наконец Нина и Алешенька попали в поток обозов. Это были обозы 2-го разряда, тяжелые пароконные четырехколесные повозки и артиллерийские парки.
Обозы двигались без дорог по холмам и оврагам. Кони, выбиваясь из сил, тащили по комкастой земле доверху нагруженные подводы. Никто не знал точного направления. Ходили слухи, что железная дорога и все пути к Телину перерезаны.