На сопках Маньчжурии
Шрифт:
То лето было особенное, полное тонких новых переживаний, не всегда определенных, но очень радостных ясным ощущением внутреннего роста. Он раскрывался навстречу жизни, и жизнь податливо открывалась ему.
И сейчас, шагая по ухабистой маньчжурской дороге, прислушиваясь и приглядываясь ко всему, Логунов думал, как же сильно он ошибался, полагая, что для офицера достаточно быть честным, чтобы выполнить свои обязанности перед народом.
Честный офицер и Вафаньгоу! Как может честный офицер допускать
Честный офицер ни о чем не спрашивает, ведет солдат на смерть и умирает сам! Разве нужна народу такая честность?
Чему обучали солдат в том полку на Русском острове, который был первым местом его службы? Русские люди приходили в армию учиться военному делу, а разве искусству драться с врагом их обучали?
Шагистика, фронт, отдание чести, титулование всех членов императорской фамилии — вот их наука. Знали еще устав караульной службы, полевой же и тактической службы не касались вовсе: не хватало времени! Но русский человек — прирожденный воин, поэтому и мало обученный он воюет.
И на этой маньчжурской дороге Логунову стало ясно, что он должен быть честен не офицерской, а настоящей человеческой честностью и что она непримирима и потребует от него борьбы.
Он еще не знал, какая это будет борьба, но уже знал, что она будет, и от этой ясности у него на душе стало спокойно и хорошо.
Вечером до Ташичао оставалось двенадцать верст. В круглой долине показалась деревня. Неплохо укрыться от комаров в фанзе и хоть сколько-нибудь отдохнуть.
Голые дети бегали по площади, каменные ширмы прикрывали ворота в богатые дворы, дабы черт, слоняясь по улице, не заглянул куда не следует. Жители здоровались с русскими. Яков Ли спрашивал: «Японцы не заходили?» Ему отвечали: «Не заходили, не заходили…».
— Мы погостим у вас, — сказал Яков Ли, поворачивая в один из дворов. — Здравствуйте, здравствуйте! Отдых для русского начальника и его солдат! За все будет щедро заплачено.
Оставив Ли договариваться с хозяевами, Логунов прошел в фанзу.
В кухне, у котла, вделанного в очаг, среди деревянных и глиняных кадок, горшков и столиков женщины готовили лапшу. Логунов поднялся в жилую половину.
Здесь он застал двух мужчин и женщину. Один из мужчин был, несомненно, китаец, второй, широкоплечий и тонкий, походил на корейца. Женщина не сводила с Логунова глаз. Кто она была — китаянка, кореянка? В лице китаянки есть то неуловимое, что отличает ее от всех других родственных народов. Это — нечто примечательное в верхней части лица и в глазах, это — легкая асимметрия щек.
Лицо женщины было совершенного овала, и на нем прямо сияли большие, по-европейски широко раскрытые глаза.
Логунов распорядился относительно часовых, патрулей, сторожевого охранения и с удовольствием растянулся на канах. Через четверть часа он услышал, как выполнивший все свои воинские обязанности Корж возится на кухне, объясняясь с хозяевами восклицаниями и теми китайскими словами, которые
Яков Ли вошел в комнату и сообщил, что ужин будет хорош: хозяин продал двух кур. В это время китаец, сидевший на канах, воскликнул:
— А, Яков Ли, откуда?
— Несчастья мои гоняют меня по всему свету, Чжан Синь-фу, — отозвался Ли, подсаживаясь к Чжану.
Чжан Синь-фу стал рассказывать о выгодной сделке: он законтрактовал чумизу, гаолян и свиней для русской армии, и, когда он, согласно условию, доставит все это и Ляоян, на его долю выпадет такой барыш, что он разбогатеет.
— У тебя завидная жизнь, — сказал Ли, внимательно разглядывая соседа Чжана. — Мне все дается гораздо труднее. Может быть, потому, что я мало люблю торговлю.
— Я знаю, ты любишь землю, — сказал Чжан. — Но еще никто не стал богачом оттого, что он возделывает землю.
— А кто эти твои знакомые? — тихо спросил Ли.
— Один — случайный, постоялец здешнего хозяина… откуда-то пришел, куда-то отправляется… А женщина? Женщина — часть моих денег. Такие сделки всегда выгодно делать мимоходом.
Логунов прислушивался к монотонному разговору на китайском языке и чувствовал, что засыпает. Он думал о том, что скоро вернется в батальон и доложит Свистунову о результатах разведки: там, откуда ожидали удара, японцев нет.
Очнулся от осторожного прикосновения.
— Капитан, — шептал Яков Ли, — на канах ест лапшу служащий нашей фирмы Чжан Синь-фу, китайский человек. Рядом с ним ест лапшу другой человек. Как ты думаешь, кто он?
— Кореец.
Яков покачал головой.
— Кто же?
— Совсем, совсем как один мой старый знакомый.
— Кто же этот твой старый знакомый?
— Японец!
Логунов посмотрел на подозреваемого.
Тот сидел за столиком и палочками ловко вылавливал из мисочки лапшу.
Женщина тоже ела лапшу, но в стороне, Никто с ней не разговаривал.
Подозреваемый взглянул на Логунова, улыбнулся и вдруг сказал по-русски:
— Вы, господин офицер, после большого путешествия, наверное, голодны. Не хотите ли лапши?
Логунов растерялся.
— Пожалуйста, пожалуйста, прошу, — продолжал подозреваемый.
— Спасибо. Сейчас для меня приготовят ужин. А вы где изучали русский язык?
— О, конечно, я его внимательно изучал. Я житель Сеула. У меня был друг — полковник Петров. Я думаю, вы знакомы.
— Нет, мы незнакомы, но я слышал о нем.
— Высокий такой… очень красивая борода.
Женщина отодвинула мисочку, положила палочки и, не отрываясь, смотрела на разговаривавших.
— Петров — мой друг, — продолжал сеулец. — Я понимаю так: Корея — маленькая страна и должна иметь друзей. По японцы — плохие друзья… — Он нахмурился. — Императрицу зарезали, пишут в своих газетах, что Корея принадлежит Японии. У них много солдат, много купцов… распоряжаются по всей стране. Я убежал.