На стальном ветру
Шрифт:
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Она последовала за ним в пилотскую кабину. У Травертина была назначена следующая ночная смена, поэтому Чику послала доктора Эйзибу разбудить его.
– Ракеты, - сказала Намбозе.
– Приближаются быстро, с нескольких стартовых площадок. В основном коррелируют с теми участками расчищенной местности, которые мы отметили ранее.
– Какой тип ракет?
Гочан обратил свое внимание на один из поднимающихся аппаратов, который уже вышел за пределы атмосферы.
– Что-то вроде двигателя Чибеса старого образца, судя по его эмиссионным характеристикам. На самом деле, это неудивительно - это одна из основных технологий,
– Тогда мы и пытаться не будем, - сказала Чику с каким-то спокойным фатализмом.
– Мы должны немедленно отправить наши находки обратно на "Занзибар" - мы приехали посмотреть, какой прием нас ждет, и это, возможно, наш последний шанс сообщить что-нибудь полезное.
– Не думаю, что они нападут на нас, - сказал Гочан.
– Ты уверен?
– Нет, но могу сделать несколько обоснованных предположений. Другой технологией, включенной в исходные файлы, была система вооружения малой дальности, предназначенная для защиты от угроз космического базирования, таких как астероиды. Предполагалось, что кинетические пушки будут готовы к тому времени, когда города будут достроены.
– И твои "обоснованные предположения" не подрываются тем фактом, что они никогда не создавали никаких городов?
– спросила Намбозе.
Гочан пожал плечами.
– Я не могу быть уверен, это правда, но кинетические пушки обеспечили бы жизнеспособную основу для более эффективного оружия. Думаю, мы бы уже были мертвы, если бы в их намерения входило уничтожить нас.
– И ты не подумал упомянуть о возможности того, что они могут быть вооружены, прежде чем начать стрелять в нас?
– спросила Чику.
– И ты не упоминала об истинной цели этой миссии до тех пор, пока ни для кого из нас не стало слишком поздно отступать, - резонно заметил Гочан.
Доктор Эйзиба и Травертин втиснулись в и без того переполненную кабину.
– А, - сказал Травертин, рассматривая схему ракет, быстро приближающихся к позиции "Ледокола".
– Возможно, это их способ поздороваться, - сказала Чику в обреченной попытке разрядить обстановку.
Она уже составила самостоятельное заявление о цели миссии "Ледокола" и своих опасениях относительно Производителей, готовых в любой момент вернуться к каравану, но у них все еще было несколько минут до того, как ракеты окажутся в опасной близости. Она получила доступ к предыдущему заявлению и начала говорить, добавив дополнение.
– Сообщает Чику. В настоящее время мы переживаем первый контакт с Производителями в виде приближающихся к нам кораблей, запущенных с поверхности. Не было никакого подтверждения получения наших передач из космоса на поверхность, дружественных или каких-либо других, поэтому мы понятия не имеем, являются ли их намерения враждебными или нет. Гочан думает, что мы уже были бы мертвы, если бы они этого хотели, так что...
– Тут она запнулась.
– На данный момент все может пойти по-любому. Если вы больше ничего от меня не услышите, советую вам предполагать худшее. В этом случае у вас будет два варианта - держаться подальше от Крусибла или рискнуть связаться с Производителями. Какой бы вариант вы ни выбрали, на ваши плечи ляжет огромная ответственность, обязательство не только перед нашими гражданами, но и перед миллиардами людей, которых мы оставили в Солнечной системе. Неважно, паникуем
– Тебе лучше это закончить, - тихо сказал Травертин.
– Они будут рядом с нами примерно через две минуты, может быть, меньше.
Чику прервала передачу, вознесла безмолвную молитву судьбе, а затем отправила свое сообщение в космос с помощью узкого луча, направленного в соответствии с их наилучшим предположением о координатах каравана, а также более широким сигналом, который допускал бы высокую погрешность в их оценках.
Это было сделано. Никакая сила во Вселенной не смогла бы сейчас перехватить этот сигнал.
Она думала, что почувствует облегчение, наконец-то избавившись от этого секрета, который мог только помочь ее репутации - при условии, что кому-то все еще было не все равно или он действительно был еще жив, чтобы обсуждать это. Но все, что она чувствовала, была пустота за пределами пустоты, подобная фазовому переходу между одним состоянием вакуума и следующим. Они могли бы отпустить ей грехи, если бы захотели, но у нее не было права прощать себя. Она была дурой, думая, что это будет так просто.
Она подошла к окну пилотской кабины, готовясь к приближению кораблей - или ракет. Два из них были теперь очень близко, но они замедлялись, а не разгонялись, и в последний момент затормозили достаточно сильно, чтобы не убить кого-нибудь из пассажиров при столкновении. Они остановились по обе стороны от спускаемого аппарата - два одинаковых судна размером примерно в половину "Ледокола". Они представляли собой сужающиеся цилиндры, рифленые, как винный бокал, с тупым, похожим на долото носиком. Толстый конец, очевидно, содержал основные части двигателя, но отверстия и вентиляционные отверстия в других частях корпусов кораблей, возможно, предназначались для рулевого управления или функций ретро-ракеты. Они были окрашены в слегка блестящий сланцево-серый цвет, и на них не было ни окон, ни отличительных знаков.
Несколько минут они просто висели там. Затем еще два корабля завершили свой запуск и заняли положения над и под посадочным модулем. Чику не увидела ничего, что отличало бы их от первых двух, а когда появились пятый и шестой, не было ничего, что отличало бы их от первых четырех. Последняя пара заняла позиции в кормовой и носовой частях "Ледокола", так что спускаемый аппарат был заключен в скобки со всех сторон. Никогда не было никакой возможности сбежать из машин, но теперь об этом не могло быть и речи.
Чику и ее спутники ждали. Гочан не мог предложить никаких протоколов для этой ситуации. Они больше ничего не могли сделать, чтобы объявить о своем присутствии и просигнализировать о своей готовности к общению.
Между одним мгновением и следующим пилотская кабина наполнилась интенсивным красным светом. Сначала Чику прищурилась. Шторки опускались по какому-то автоматическому рефлексу, но она приказала им оставаться открытыми. Свет был ярким, но не ослепляющим. Он пульсировал, стробировался и распадался на движущиеся сетки и борозды. Иногда изображение получалось очень четким, почти слишком ярким, чтобы на него можно было смотреть. Они наблюдали, как маленькие плотные узелки ползут по оконному стеклу.