На стороне подростка
Шрифт:
Проект не может заменить ритуалы переходного периода. Но возможно, способен облегчить его.
Ритуалы перехода служили общине, которой необходимо было сохранить всех своих членов, они позволяли привлечь в клан молодых, дать им возможность столкнуться с опасностью, находясь в лоне племени, и эти опасности — ритуалы инициации. Страшные. Надо быть необыкновенным, чтобы выдержать их живым. Общество как бы предлагает модель.
В наше время, когда ни семейной, ни социальной модели нет, да и пример отца становится все относительнее, ритуалов инициации не существует, но, может быть, юношеский проект, мечта, и
Первый этап — это возможность заработать немного денег. Это камень преткновения для нынешних молодых. Иметь свое жилище, подругу, возможность завести детей. И это не признак времени, этот идеал вечен.
В фильме «Июльское свидание» небольшая компания приятелей мечтает отправиться в Африку, к пигмеям. «Глава экспедиции» стучится во все двери, чтобы собрать необходимые средства. Дело затягивается. Идут долгие разговоры между членами экспедиции. И в тот день, когда он, торжествуя, объявляет им: «Все готово, можем выступать!» — оказывается, что некоторые уже охладели и очарование давней мечты для них пропало.
Подростка характеризует то, что он фиксируется на длительном проекте, который вынашивает во времени и пространстве, отличном от тех, в которых он жил до сих пор.
Это похоже на бегство, но бегство не преступное, если только родители, в тревоге своей, не расценят его как «трансагрессивное».
Это действительно побег. Побег-уловка отрицательного свойства, знак того, что ребенок достиг фазы отрочества и что он не видит выхода своим импульсам в реальности. Он совершает «побег», замыкаясь в себе самом, или действительно бежит из дома (см. Приложение II).
Хорошее решение — подпитывать мечту подростка, которая вот-вот осуществится.
Наблюдали ли вы и содействовали ли переходному периоду в жизни ваших собственных детей?
«Бегство» моих сыновей никто не подавлял, поскольку у них было достаточно возможностей пуститься в далеко идущие мечтания. Это и объясняет тот факт, что я не заметила трудностей их перехода во взрослое состояние из отрочества. С шестнадцати лет они путешествовали на дальние расстояния. Они были к этому подготовлены. Я уважала их свободу. Очень рано они начали проводить каникулы за границей, каждое лето в другой семье. Жан (Карлос), старший, писал мне письма. Он писал как репортер. Гриша (Грегуар) звонил. Он был лаконичен. На мои вопросы отвечал только «да» или «нет». Я не знала, нравится ли ему за границей, или это угнетает его.
—Ты еще хочешь мне что-нибудь сказать?
—Нет!
Через три дня получаю от него письмо: «Как хорошо мы поговорили с тобой по телефону!» У него в памяти осталось полным-полно интересных сюжетов.
Когда часть пути уже пройдена, система «вопрос-ответ» уже не срабатывает. «Что ты делаешь?» — это не тот вопрос, который нужно задавать ребенку. Лучше спросить: «У тебя есть приятель, который встречается с девочками?» Подразумевается: «Что бы ты мне ни сказал, я никому не скажу, все останется между нами». Прежде всего установите доверие. Это приоритет приоритетов.
Поведение взрослых
Должна сказать, что отрочество для моих детей было периодом экспансии. С шестнадцати лет они путешествовали совершенно одни: в Югославию, Турцию. Мой сын Гриша был в Перу. В семнадцать лет — в Южной Африке, в следующем году — на Кубе.
Поведение взрослых часто усугубляет трудности подростков.
Отрочество само подготавливает отделение от родителей еще в латентной фазе — в контролируемом виде. Так, в двенадцать-тринадцать лет они могут предложить в виде крайности отправить их путешествовать, родители согласятся, и они уедут на родительские деньги и при их участии. Они приобретают удивительный опыт, не порывая связующей нити со своей семьей (потребность, возникающая на разных этапах), которая не мешает им отдалиться, все время, впрочем, сообщая о своих делах. В этом один из секретов, как пережить отрочество.
Когда мои сыновья стали уходить из дома по своим делам, между ними и их отцом, который хотел их контролировать, возникло напряжение.
— Ты ушел в таком-то часу. Что ты делал?
Ничего страшного в этом нет, если это говорится раз-другой. Мой муж установил порядок «до полуночи», а Жан пришел позже. И решил уйти из дома. Младший остался, но перестал разговаривать с отцом. Он нашел себе другое прибежище и другое общение.
Молодые люди, которые в 1988 году остаются дома, больше всего ценят семью, верность, любовь, здоровье. Это запоздалые подростки.
Внешний вид молодых не более чем дань моде. Не групповое ли это самоутверждение, манера одеваться, или это самозащита?
Одно связано с другим. Требование быть одинаково одетыми от шести до одиннадцати лет потом, в отрочестве, рождает парадоксальные различия между ними. Именно потому, что они не хотят быть похожими друг на друга внутренне, они носят одинаковую одежду. Они делают вид, что совершенно не интересуются своим внешним видом и мнением своих товарищей, в то время как единственные, от кого они зависят, — это папа с мамой.
На стадии отрочества наблюдается та же са-мая «маскировка»: они мечтают об одежде своего клана, о своем «прикиде» — панки, рокеры, «баба кул», «нью вейв»... Подлинную непохожесть молодые прячут внутри. Мой сын Жан никогда не обращал внимания на то, что он носит... кроме обуви: ему хотелось иметь остроносые ботинки — тогда такие были в моде. Он носил безвкусные, на мой взгляд, вещи. С подметками плохого качества. Они быстро снашивались. Но остроносые ботинки были для него чем-то вроде фетиша. Меня это удивляло. У мальчиков бывает гомосексуальный период, когда они проявляют преувеличенное внимание к своей одежде.
Наблюдение противоречивого свойства. Значение обуви для разутого поколения... Молодым нравится ходить босиком круглый год.
Современные мальчики придают большее значение обуви, чем девочки. Они покупают чилийскую и бразильскую обувь. У моих детей были деньги на покупку одежды. Они сами ходили в магазины и покупали себе вещи. Однажды Жан попросил меня пойти с ним, чтобы продавщица на него «не давила»: «Ты не будешь на меня давить. А она хочет, чтобы я купил то, что мне не нравится». Он говорил «да», что бы ему ни предлагали.