На суровом склоне
Шрифт:
Теперь Нюта уже не пугалась, не выбегала из дому — не окружает ли дом полиция? — когда у Кларков пели «Марсельезу».
Борис потом лишь узнал, что не одни только его пылкие речи открыли глаза Нюте. Мать его подолгу сиживала с ней на берегу Кручины. Рассказывала, как познакомилась с Павлом Ивановичем и полюбила его. Павел Иванович в молодости «занимался революцией». Мария Федоровна знала об этом, связывая свою судьбу с ним. Вскоре после женитьбы он был арестован и приговорен к многолетней каторге, которую потом заменили ссылкой.
Нюта слушала, — вот каково это, значит, быть женой революционера!
В
Как-то Борис сказал Нюте серьезно: «Начнем хлопотать, чтобы нам разрешили пожениться. Напишем прошение в святейший синод. Глупо, конечно. А что сделаешь?» Нюте было все равно: зачем спешить? И тогда Борис бросил слова, уже не испугавшие Нюту: «Если что-нибудь случится, тебе как жене разрешат следовать за мной. Ведь ты захочешь этого, верно?»
Она тогда с жаром ответила, что всюду пойдет за ним.
Началась долгая волокита с разрешением брака несовершеннолетних. В конце концов их повенчали.
И что же? Теперь все равно их разлучили… Разве только побег? О нем так уверенно говорила мать. Как взволновался Борис, когда она сказала ему о побеге!
Все-таки ловко устроилось это их свидание в вагоне… Нюта твердо решила добиться его, как только увидела лицо Бориса, измученное, исхудавшее, почерневшее, за толстенными железными прутьями решетки. Все равно, лишь бы жив! Теперь Нюта могла горы своротить! И первым делом она должна была узнать, какова будет дальнейшая судьба Кларков, где они будут содержаться, когда и куда их отправят.
Нюта решила, что обязательно надо подкупить кого-нибудь из конвоиров, чтобы пропустили к узникам. Мария Федоровна только головой качала: она все еще не могла оправиться от пережитого страха за жизнь мужа. Нюта, стройная, ловкая, общительная, кружилась вокруг вокзала, заводила знакомства. Искала «слабинку», где можно было бы прорваться. На прошения о свидании родственники неизменно получали отказ.
Удалось узнать день отправки в Акатуй, а также то, что конвойная команда в поезде меняется. Нюта забегала. Ей повезло: в конвой, сопровождающий арестантский вагон в пути, попал тот самый солдат Терехин, который отчасти из сочувствия к молодой женщине, отчасти от жадности к деньгам однажды пропустил Нюту в тюремный коридор, где она встретилась с мужем. Сейчас Терехин ничего не обещал наверное, но сказал: «Не спеша да подумавши нужно дела делать».
Терехин оправдал надежды. Такое краткое свидание, оно все же успокоило Нюту. В самом деле, разве не случались и раньше побеги с каторги? Лишь бы вызволить из тюрьмы, а там — переправа во Владивосток, на корабль — и за границу… В надеждах и сомнениях Нюта уснула.
В середине февраля зашумела пурга над Забайкальем. Необузданной, бешеной конницей понеслись по степям свирепые ветры, колким сухим снегом засыпали шахтерский поселок в стороне от железной дороги на берегу озера. Говорили: когда-то было озеро огромным — берега от берега не видно, плескалась в нем рыба, осока отрадно шумела, и птица шумно взлетала из камышей.
Но в горячие, засушливые лета иссякло озеро, суховей опалил его берега, ушла из гибельных мест, от степных пожаров птица, и рыба пропала в гнилостной, стоячей воде.
От былого осталось только название:
Когда весть о разгроме рабочей Читы донеслась до Черноозерья, шахтеры стали прятать оружие. Делали это основательно, не впопыхах: чистили пистолеты, револьверы, ружья, тяжеловесные «смит-вессоны» и кольты, солдатские винтовки и тесаки. Щедро смазывали, заворачивали в промасленные тряпки, спускали под половицу или в канал заброшенной печи.
Поселок затих в необычной, настороженной тишине. В минуты, когда смолкала пурга, издалека доносились гудки локомотива, и они были страшнее ночной непогоды: поезд барона-карателя медленно двигался от станции к станции, чиня расправу окрест, вылавливая бежавших из Читы, всех так или иначе «причастных».
Стараясь отдалиться от железной дороги, Курнатовский скитался, находя случайный и непрочный приют то в рабочей слободке, то в охотничьем «балагане» в тайге. Он уже потерял счет дням и ночам, восходам и закатам и не помнил ни случайных попутчиков, ни людей, давших ему кров.
Он знал, что революционная Чита разгромлена и товарищи его схвачены, но все же надеялся. На что? На то, что кому-то удалось скрыться, на то, что схваченным устроят побег. Не мог он впустить к себе страшную мысль о том, что уцелел он один.
Однажды под вечер зимнего дня постучался он в дверь дома у околицы шахтерского поселка. Вышел на крыльцо крупный чернобородый мужчина в одной рубахе, прикрикнул на пса — надрывался у заплота, — всмотрелся в прохожего и не стал дожидаться, просьбы о ночлеге.
— Проходи! — торопливо бросил он и, пропустив пришельца в избу, кинулся снимать заплечный мешок с гостя. — Виктор Константинович, неужто не признали?
— Узнал, Геннадий Иванович, — тихо ответил Курнатовский и тяжело опустился на лавку. В ноги вступила внезапная слабость, руки не слушались, не смог малахай с головы стащить — обмер: в первый раз в своих скитаниях встретил знакомого человека. Нет, не просто знакомого…
Геннадий Иванович, захватив в кулак бороду, сидел рядом, тихо раскачиваясь, как от боли. Верно, видел перед собой, ясно так, отчетливо, читинскую улицу, веселую под солнцем — хороший денек тогда выдался, — и себя с винтовкой за плечами, с револьвером на поясе, — Геннадий Иванович Салаев, рядовой читинской местной команды, а ныне — дружинник. А кто там, впереди, ведет их за излучину неширокой улицы? Григорович, как тебя настигли? Где вы, товарищи наши? Кто живой — откликнитесь… Хоть знак подайте!
Двое мужчин сидели рядом, видели одно и то же, думали одни и те же думы, молчали.
Потом Салаев принялся за домашние хлопоты, вынес в сени остывший самовар, подкинул углей, объяснил:
— Однако один в доме, хозяйка у дочери в Карымской, сыновья — на флоте в Приморье цареву службу служат. Об себе, Виктор Константинович, будь покоен, у меня как у Христа за пазухой. Куда я с шахты уходил, где был, что делал, здесь — никто! Ни одним ухом! Однако, попал ты, Виктор Константинович, в самое наинужное место. Отдыхай с богом. Кто поинтересуется, что ты за человек есть, объясню: свойственник приехал. Издалека. Погостить. Место наше глухое. Барону здесь не светит.