На суше и на море
Шрифт:
– У хорошего – коньяк. В худшем случае – спирт.
– Медовуха! – восторженно ахнул Задов, когда сладковатый запах поплыл над ночной прерией.
Где-то вдали завистливо взвыли и тотчас заткнулись голодные койоты.
– За Питсдаун [12] ! – не вставая, произнес импровизированный тост Илья.
– Гип-гип, ура! – подхватил Задов, принимая флягу.
– Утро с вечера мудренеет, – меланхолично согласился бек в ожидании своей очереди.
Спустя полчаса бек с Левой устроились
12
С легкой руки Ильи Питс-таун далее именуется Питсдауном.
Утро было ясным.
– А где фургон? – поинтересовался бек у Ильи, выползая из палатки и потягиваясь.
Илья махнул рукой в сторону тлеющего костра. Батыр понимающе кивнул, пихнул все еще дремлющего Задова в бок и, наполнив миску водой из фляги, начал умываться. Лева свел утренние водные процедуры к почесыванию тельняшки в районе живота.
– Тимофеич, – заискивающе глянул Задов на Илью. – У нас шампанского не осталось?
– Нет, – коротко отрезал Илья, делая последний глоток. Подтянутый и отдохнувший, он лучился энергией. Харизма его сияла, глаза задорно блестели, руки подрагивали от нетерпения взяться за дело.
– Вперед, коллеги! Питсдаун лучше всего осматривать на рассвете. Пока все спят. Это, оказывается, недалеко. Во-он, за тем холмиком.
Десантники собрали нехитрую поклажу, оседлали лошадей и направились к холму.
– Странное животное, – заметил бек. – Восемь лап и две морды. Даже у Брема не встречается.
– А вон еще одно. И еще, – разделил удивление батыра Лева. – Илья Тимофеевич, ваша работа?
Муромец самодовольно усмехнулся. Койотов он ловил всю ночь, а поймав, связывал их хвостами и отпускал на волю.
– Новый вид! – заботливо пояснил он. – Продукт местной эволюции. Обратите внимание, в каждом паракойоте есть самец и самка. Дуров бы одобрил.
– А вон бракованный! – ехидно заметил Задов.
Последний зверь и впрямь был неуклюжим, поскольку состоял из пумы и молодого буйвола.
– Койоты кончились, – пояснил Илья и помрачнел. – Р-разговорчики в конном строю. Левка, прими правее, затопчу.
– Все когда-нибудь кончается, – согласился бек, слегка пришпоривая свою тупорылую коротконогую лошадь, на которую с недоумением косился не только Илья, но и Сивка-Бурка.
– Бек, – нерешительно осведомился Илья, – слышь, бек… Ты откуда эту образину взял?
Батыр недоуменно покосился на свой транспорт, словно видел его первый раз в жизни:
– Эту, что ли?
– Эту, эту.
– Пржевальский подарил. Я у него проводником прошлым летом подрабатывал.
– Морда у нее тупая, – заметил Задов. – Смех, а не лошадь.
– Чья бы мычала, Левка, – разозлился бек. – Твоя кляча вообще еле ноги передвигает. Барахло.
Услышав свое имя, кобыла Задова даже споткнулась.
– Барахло, – легко согласился
– Это когда? – насторожился Илья.
– Вчера, Илюшенька, – заторопился доложить Задов. – Давеча, когда мы в карусель сели, вы уснули, а бек говорит: «Давай ко мне в аул заглянем, кумыса попьем. А сам загнал на помост свою лошадь и сказал: „Поехали!“ И взмахнул рукой.Так кумыса и не попили.
Муромец осуждающе глянул на бека:
– Как же вы так, Батыр Бекович? Сейчас бы кумысика – самое то было бы. Заместо шампанского.
Батыр виновато потупился:
– Спешил я очень.
– А я Баранову все расскажу, – заверил бека Задов. – Извиняйся, гад, за «барахло», или кирдык тебе.
Батыру извиняться очень не хотелось, но связываться с Левой не хотелось еще больше:
– Пардон, – хмуро буркнул он. – У тебя замечательный скакун, Лева. Мустанг-ахалтекинец чистых кровей. Племенная лошадка. Завидую.
– Мне-то твои извинения на кой? – удивился мстительный Задов. – Ты перед Барахлом повинись. И на коленях. Тпру, залетная!
Левина кобыла недоуменно оглянулась, не понимая, чего от нее хотят, и на всякий случай замерла, изредка подрагивая шкурой.
– Отставить неуставщину, – недовольно повысил голос Илья. – Нашли время счеты сводить. А ты, Левка, имей в виду, что ты прямой соучастник порожнякового прогона карусели. Ты беку препятствовал? Нет? Ну то-то. Пшел вон, сволочь вшивая!
Последние слова Ильи относились не к Задову, а к какому-то бомжеватого вида пьяному мужику в грязном котелке, вцепившемуся в стремена Муромца.
Илья беззлобно пихнул кованым сапожищем в рожу алкоголика, и тот отлетел к коновязи у салуна. Аркаимские ратники уже ехали по Питсдауну.
Городок был пыльным, небольшим. Всего в нем было три улицы. Центральный проспект – Даун-стрит – начинался декоративной фанерной аркой с выцветшим на солнце баннером «Велкам ту Питсдаун».
По правую сторону улицы располагались последовательно официальные и коммерческие заведения: водонапорная башня, салун «Дикий запах», цирюльня, похоронное бюро, аптека, публичный дом, банк, полузвездочный отель с заваленной навозом парковкой– коновязью, станция дилижансов, офис шерифа и салун «У пана в шопе».
По левую сторону ровным рядом вытянулись жилые дома, в основном в три этажа. Некоторые из строений, на взгляд Задова, выглядели вполне прилично.
Пыльная, в редких кучках навоза Даун-стрит заканчивалась небольшой площадью, где располагались мэрия, заколоченная брусьями крест-накрест библиотека, общественный туалет и церковь. В центре площади одиноким зубом торчала виселица на помосте. За церковью в хиленькой рощице угадывалось городское кладбище. А вообще деревьев было мало.
– Стоять, незнакомцы! – донесся до десанта невнятный, но требовательный окрик от офиса шерифа.