На суше и на море

Подгурский Игорь Анатольевич

Филиппов виновато кивнул.

* * *

В самолет их пустили, но со страшным скандалом. Пока злобный Баранов с пивной пеной у рта доказывал длинноногой изящной девушке в летной форме, что у него во Владивостоке умирает от укуса энцефалитного клеща младший брат, Петруха глазел по сторонам. Петруху трясло от ужаса. Он панически боялся летать.

От ужасных мыслей чуточку отвлекла его странная картина у соседней стойки, за которой оформлялись билеты на «Боинг-666» рейса «Амстердам – Вашингтон».

Таможенный,

паспортный и прочие контроли пассажиры этого рейса проходили сквозь строй «зеленых беретов», вооруженных дубинками. Пассажиры были абсолютно голыми, не считая билета в левой руке и документов с чековой книжкой в правой. Один из пассажиров от волнения выронил свой дипломатический паспорт, но документ еще не успел коснуться пола, как на незадачливого дипломата обрушился град ударов.

Миновав «зеленых беретов», пассажиры облегченно вздыхали, но рано. Дальше начиналось самое интересное. За матовой белой стеклянной перегородкой их встречали проктолог, дантист, уролог и полостной хирург со скальпелем в руке. Первые трое проверяли всех подряд, последний – выборочно.

– Это что? – разинув рот, поинтересовался Баранов, проследив за изумленным взглядом Петрухи. – Порнографию снимают? «Аэропорт-10», да?

– Это новые правила безопасности полетов, – пролепетала тоже ошарашенная происходящим жрица стратосферы. – Знаете что? Вы проходите, что ли, быстрее… Все равно автобус за пассажирами еще не пришел. Счастливого полета.

– Нас это тоже ждет? – лязгая зубами от страха, поинтересовался Петруха у Баранова.

Ответила ему, однако, жрица. И почему-то шепотом.

– Не знаю. Теперь такое правило: в какую страну самолет летит, представители той и проверяют. У вас куда билет?

Баранов молча и в какой уже раз показал посадочный талон.

– Ну да, точно. Владивосток – это Рoссия, – девушка в ужасе прикрыла рот ладошкой. – У них для досмотра отдельная комнатка выделена. Мимо не пройдете. Их за стойку к нам не выпускают. И никто еще из их комнаты не возвращался. В смысле из пассажиров.

– У нас транзит. Самолет из Нью-Йорка.

– В Нью-Йорке на контроле теперь тоже «зеленые береты». Они там никому не доверяют.

Баранов хмуро кивнул и решительно двинулся к пункту проверки. Петруха машинально поцеловал девушке руку и зачем-то протянул свой талисман – высохший аленький цветочек, вывезенный контрабандой.

Девушка изумленно подняла густые длинные ресницы и глянула на Филиппова. Цветочек в ее ладошке затрепетал и расцвел. Глаза их встретились, сердца забились в едином ритме, но…

Но Баранов окликнул подчиненного. Петруха вздохнул и пошел навстречу смерти. Баранов хмуро остановился перед дверью в комнатку, подождал Петруху, постучал и твердо шагнул внутрь. Дверь захлопнулась с противным металлическим лязгом.

Обстановка была аскетичной. Поперек комнаты, от стены до стены, последовательно, друг за другом, стояли три прилавка. Через

них от двери к двери вел узкий проход.

За первым прилавком сидела дородная баба лет пятидесяти. Табличка у локтя гласила: «Контроль таможенный». В прилавке торчал мощный нож, более уместный в руках мясника с рынка. Баба прищурила поросячьи глазки и вяло поинтересовалась:

– Наркотики, оружие, контрабанда?

– Спасибо, не надо, – пролепетал опешивший Петруха, косясь на нож.

– А я что, предлагаю, что ли? – тупо удивилась контролерша.

Наступила неловкая пауза.

Контролерша мучительно соображала: а то ли она спросила?

Петруха испуганно перебирал несостоявшиеся варианты своего ответа: «Спасибо, не стоит; спасибо, не затрудняйтесь; спасибо, я сыт».

Баранов решительно отодвинул ошалевшего Филиппова в сторону, легко поставил свой баул на прилавок и расстегнул его.

Баба за прилавком оживилась. Запустив руки в баул, она долго там ковырялась, пока не извлекла батон вареной колбасы. Выразительно поглядев на Баранова, она цокнула языком.

Баранов усмехнулся, перехватил батон, уложил на прилавок, выдрал нож из дощатого прилавка и решительно рассек несчастную колбаску на две части. Большую – девять десятых – он оставил на прилавке, меньшую – одну десятую – положил в сумку, застегнул ее и, не обращая внимания на таможню, пошел дальше.

– Мне за державу обидно! – пояснила баба Петрухе. – Шагай себе, турист.

За вторым прилавком сидела не менее полная, но куда более элегантная женщина лет тридцати пяти-сорока. Табличка гласила: «Контроль санитарный», а остатки макияжа на грустном лице контролерши предполагали достаточно высокий уровень интеллекта, каковое предположение тотчас и подтвердилось.

– Инфлюэнцей болели? – строго вопросила она Баранова.

– Нет, – сказал Баранов, раскрыл баул и достал набор парфюмерии.

– Здоров, – констатировала контролерша, доставая из-под прилавка зеркальце и открывая набор.

Петруха шагнул к ней, и контролерша, нахмурившись, отвлеклась от дела.

– Инфлюэнцей болели? – строго вопросила она Филиппова.

– Болел, – решительно ответил Петруха. Что такое «инфлюэнцей» он не знал, но надеялся, что в самолет его не пустят.

– Свинкой, корью, пневмонией, куриным гриппом, переломами, насморком? – заинтересовалась санконтролерша.

– Болел, болел, болел, болел, болел, болел, – отрапортовал Филиппов.

– Дурак, что ли? – Контролерша повернулась к стоявшему за ее спиной Баранову. Тот неопределенно пожал плечами. Зная теперь точно, что самолет без него никуда не улетит, заммордух тоже на борт уже не торопился. В авиалайнере все не как у людей: там позже сядешь – раньше выйдешь.

– Нет, с головой у меня все в порядке, – не рискнул возводить на себя напраслину Петруха.

– Чем еще болели? – раздражаясь, поинтересовалась дама в макияже.