На светлой стороне

Быков Юрий

– Нет… Не помню…

– Да… В общем, поздравляю, ты меня в мундир министра внутренних дел обрядила!

– Почему только обрядила? Ты и был министром внутренних дел… Как сейчас говорят, полная идентичность внешности.

– Одно могу сказать: спасла ты Решёткина тем, что передумала; мог бы человек с испугу и в мир иной отправиться!

– В

самом деле, спасла?.. А ещё мы своих спасли… Всё хорошо, что хорошо кончается!

Настя положила ладонь на руку Натыкина и слегка её пожала.

Глава 2

Иные времена

1

– Орест Сергеевич, вы пишете меня в четвёртый раз, – говорила Лариса Дмитриевна, позируя художнику. – Уже статьи появились, будто у вас была некая муза. Всё пытаются установить её личность. Правда, связывают поиски с московским периодом вашей жизни. А до Зуевска, – засмеялась она, – никак не доберутся!

– Но вы же знаете: здесь я только родился и окончил гимназию, ну, помер ещё в последний приезд, а писал-то я в Петербурге и Москве… Голову немного правее… Нет, не так…

Он отложил кисть, подошёл к Ларисе Дмитриевне, тронув её подбородок, повернул лицо к окну, но пальцы не убрал.

– А муза… – обвёл он взглядом светлый лик счастливо улыбающейся женщины. – Она у меня есть!

К Ларисе Дмитриевне склонился неловкий большой человек, но его неуклюжести она не замечала, видела только безмерно добрые, любящие глаза, а потом почувствовала пухлые, пахнущие табаком губы…

Вот так: нежданно-негаданно развеялся морок её отношений с Ениколоповым. Самообман, прикрывавший неприкаянность, пустоцветие уходящих лет, пригибал тяжёлой ношей, не давал взору оторваться от земли, тогда как над головой было ликующее голубое небо.

Теперь она не отводила от этого неба глаз, а с него склонялось к ней чудесное толстое лицо.

Лариса Дмитриевна любила и была любима. Фраза банальна, но такова она именно потому, что в ней заключена формула счастья. Да, да, есть и другие формулы: про то, как «с удовольствием идти на работу, и с радостью возвращаться домой», про «понимание», про «заниматься любимым делом»… Счастье многолико. Но для Ларисы Дмитриевны главной формулой была про любовь (а только ли для неё?).

Чего не сказать о Савойском. Ну, а если и сказать, то непременно ещё добавить: «заниматься любимым делом». Для творческого человека это не только счастье, но и условие выживания.

И как любой творческий человек Орест Сергеевич, а был он выдающийся художник, конечно же, не мог стоять на месте.

Ранее уже упоминалось, что у него появился интерес к жанровой живописи. Картина, с которой он хотел начать своё возвращение в искусство и от написания которой его отговорили, должна была называться «Выход». На ней предполагалось изобразить сцену кабацкого кутежа, что было, видимо, навеяно его последним прижизненным загулом или, согласно терминологии «Очарованного странника» Н. С. Лескова, – «выходом». Следующее обращение к этому жанру состоялось уже позже, когда был запущен процесс написания портретов и пейзажей. Полотно отражало насущную действительность и называлось: «Сотрудник ДПС оштрафовывает невиновного водителя». Разумеется, это произведение не подлежало обнародованию в авторстве Савойского. Прибегли к псевдониму Зуев, что оказалось совершенно бесполезно, ибо полотно было оценено специалистами как малохудожественное.

Савойский рвал и метал!

– А какое у них высоко художественное?! Это вот?! – кричал он, потрясая репродукцией картины Энди Уорхола «Тридцать две банки супа». – Или это?! (досталось «Плачущей женщине» Пабло Пикассо).

Конец ознакомительного фрагмента.