На Свободе . Беседы у микрофона. 1972-1979
Шрифт:
Той самой Тулы, которая — исторические оружейные заводы Демидова, самовары, гармони, битвы, осады Тульского кремля и подавление в нем армии Болотникова. В Туле имеется единственный в СССР специализированный музей оружия. Наконец, в одиннадцати километрах от Тулы — Ясная Поляна, куда через Тулу проезжают сотни тысяч туристов. Именно — через Тулу, но без задержки в ней, хотя, казалось бы, не город, а находка для туриста. Для своих туризм в Тулу нежелателен: хотя весь город чуть не каждую ночь слышит, как испытываются новейшие виды оружия, все же это — стратегическая тайна. Для иностранцев Тула — вообще закрытый город, как закрыто для них, пожалуй, 99 процентов территории СССР, так что о Туле я буду говорить не как о частности, а как о типичном примере, который я встречал повсюду, но в Туле я просто долго жил и знаю предмет подробнее.
Так вот, карт расположения улиц города Тулы вы не найдете. В 1968 году
О нет! Не такие уж безголовые люди выпускали впервые за советскую историю карту Тульской области. Будучи как писатель профессионально близко связанным с Тульским издательством, я был в числе и первых счастливых обладателей этой карты, которую моментально расхватали, и так же мимоходом, случайно узнал ужасные секреты — секреты ее издания.
Во-первых, она была совсем не подробнее тех карт, что предлагаются школьникам в «Географическом атласе СССР». Или пусть лучше так: почти не подробнее.
Но, во-вторых, когда оригинал карты был готов, специальный человек от органов сел над ним — и все передвинул. Ревякино — на десять километров к востоку, Свинскую, наоборот, настолько же на запад. Дороги он перестроил вправо и влево от тех мест, где они действительно находятся, некоторые существующие убрал, а некоторые несуществующие пририсовал. После этого карта и отправилась в печать. А ведь занимательная география, не правда ли?
И это уже ведь делалось в годы, когда над Землей вовсю давным-давно летали спутники, которые почти все — шпионы, которые фотографируют каждый клочок земной поверхности, так что можно различить старое, выброшенное на свалку ведро!
Осмелюсь заметить, что все карты СССР — неправильные. Что я убедился в этом на своем опыте, путешествуя, не находя того, что обозначено, и находя то, чего не ожидал. Но вот вопрос, от которого, если хорошенько вдуматься в него, так, пожалуй, и волосы могут зашевелиться на голове: в век спутников-шпионов, а зачем это так делается? Что это? Ну искажение истории, перевертывание фактов, сознательная идеологическая ложь, или когда гения русской литературы, лауреата Нобелевской премии называют врагом русского народа, фашистом, власовцем, там, или жидом — это хоть и с трудом, но можно понять. Не простить, но понять. Понять во всяком случае какую-то злую внутреннюю логику, цель этого.
Но вот когда станция Свинская переносится на карте на десять километров к западу — вот это что?.. А какая здесь цель в сегодняшнюю эпоху? Я пытаюсь себе представить психологию личности, психологию ума, из недр которого может исходить такой приказ — и, знаете, передо мной открывается бездна… А может, это космическая пустота, которая, собственно, и есть бездна?
Погодите, что спутники? Чтобы знать, где находится Ревякино, совсем не обязательны спутники. Любой человек, участвовавший в войне, подтвердит, что в 41-м, 42-м, 43-м годах достать немецкую карту советской территории — это была мечта каждого командира, потому что на советских воинских, то есть не понарошку, а по-серьезному, для войны предназначенных картах, все было сдвинуто, искажено, из стратегических соображений замаскировано и запутано, и воевать с такими картами было трудно. На немецких же было обозначено все у нас точно, чуть не до каждого колодца и столба. Спрашивается, для кого же обман-то, ради чего? Вот это и есть бездна, перед которой я стою, бессильно опустив руки.
Лишь один краешек ее, самый краешек, я понимаю. Неправильное изображение государственных границ СССР. Тут злая логика есть. Вот возьмите любую туристическую карту Черноморского побережья, вообще любую карту, где есть город Батуми, и попытайтесь по масштабу определить расстояние от Батуми до границ. Получится километров шесть, ну от силы десять. Неправда. Около двадцати пяти.
Однажды черт занес меня по батумскому пляжу слишком далеко, и меня схватили пограничники. Проконвоировав километров пять, привели на заставу, за которой, похоже, была граница. После тщательной проверки доставили обратно в Батуми, но лишь гораздо позже я узнал, что то была не граница, а фальш-граница, не застава, а фальш-застава, и не пограничники, а, собственно, фальш-пограничники. Километрах в
Так что искажение на карте границ для запутывания своих же пытающихся бежать — в этом логика есть, даже есть, если хотите, определенное — такое носорожье — остроумие. Да, остроумие, конечно, но со станцией Свинской-то как быть? От которой хоть месяц скачи, ни до какой границы не доскачешь? Тут не то что носорожьего, тут и птеродактильего остроумия вроде нет.
Далее, города, которых нет на карте, не те, из броских заголовков «Комсомольской правды», нововыстроенные, которых еще нет на карте, а существующие десятки лет, секретные, номерные, города-привидения. Они прекрасно известны всему свету, от Пентагона до контрразведки Саудовской Аравии, однако в самом СССР они — страшная тайна. Об этом чудесно написано в книге Владимирова «Россия без прикрас и умолчаний», изданной на Западе: «На берегу полноводной таежной реки, в окружении великанов-сосен, лиственниц, пихт и кедров вот уже двадцать лет стоит прекрасный город, не обозначенный ни на одной географической карте. Этот город, куда более комфортабельный, чем сама Москва, не имеет даже названия — только номер». Живя еще в СССР и будучи сотрудником журнала «Знание — сила», Владимиров побывал в этом городе-призраке, разговаривал с учеными, работающими в нем, и в его пересказе они выглядят довольно неглупыми людьми.
Он не задал им вопроса, который на его месте и я бы, вероятно, не додумался задать. Такой вопрос может возникнуть у человека, вероятно только подышавшего свободой, как говорится, как бы опомнившегося, как бы немного пришедшего в себя. Такой вопрос: не чувствуют ли они, эти блестящие, эти умные ученые, всей… нет, не нелепости, не комичности, а — оскорбительности положения, в котором они, не без своего, естественно, согласия, обречены прожить свою — одну, единственную жизнь?
Да, и для станции Свинской оскорбительно, что картографическое-географическое общество КГБ обращается с ней так по-свински, и для блестящего ученого-атомщика оскорбительно, что он, в сущности, хотя и покупает ананас в спецмагазине спецгорода по системе спецснабжения, но он при этом — как бы несуществующий призрак. Для всего земного мира он — не индивидуальность, не личность, не имя, а некий Икс, не существующий в городе-призраке «Номер». Несуществовавший, он даже обречен быть похороненным на несуществующем кладбище этого несуществующего города. Рассекретят потом одного Королева, главного конструктора, а его, неудачливого, даже тут и после смерти не рассекретят. Не будет такого, как нет и не было, не было ничего. Это страшно грустно. И это, да, оскорбительно. Особенно в свете того, что день и ночь в небе «серебряной лодочкой» американский спутник плывет и все себе на карточку снимает. Кого запутали, пошто надели дурацкие колпаки, эти балахоны привидений, и на Свинскую и на академиков? Отыскивая сейчас место в книге Владимирова об этом городе, я взял ее с полки, открыл и увидел, что, оказывается, делал на полях пометки, когда читал ее впервые, еще года четыре тому назад. Напротив главы четвертой под названием «Опасная наука», где и описан этот город-призрак, стоит мое замечание, о котором я совсем забыл, но написано явно моей рукой: «Я бы повесился в этом городе».
Вероятно, от тоски? От оскорбления? От несуществования?
Однажды, будучи гораздо помоложе, я как-то раз зимой «учудил». На лыжах любил я ходить на длинные дистанции. Как-то мимоходом купил в «Спорттоварах» светящийся компас — и вдруг с таким мальчишеским озорством подумал: «А вот сумею я пройти в одну ночь по азимуту тридцать пять километров от Киева до деревни Литвиновка?» Определил я по карте прямую: Пуща-Водица, дальше леса, леса и только по пути одна замерзшая речка Ирпень. Доехал трамваем до Пущи-Водицы и пошел через леса в ночь на лыжах. Изматывали глухие чащи, думалось о волках, но вдруг — о чудо! — неведомая, крепко убитая, точно, точно в моем направлении дорога. Такой по карте совершенно не предвиделось, я лихо заскользил по ней, как ветер, и вдруг панически затормозил, чуть не упал: дорога вела в концлагерь — колючие проволоки, вышки, прожектора. Ох и крюку же пришлось дать из-за этого сияющего лагеря, потом вносить поправки в свой азимут, поэтому я не понял, почему вышел не на деревню Литвиновка, а на деревню Рыкунь, добрых километров семь правее, лагерь ли меня так сбил, или на карте по стратегическим соображениям деревня Рыкунь обозначена как Литвиновка? Тогда это меня совершенно не удивило. Это я сейчас удивляюсь.