На тихом перекрестке
Шрифт:
— Алло, — вывел ее из задумчивости голос господина Мюллера, — ты еще слушаешь?
— Да, — медленно сказала Шано. — Не дай нам бог такой смерти.
— Не дай нам бог такой жизни, — в тон ответил господин Мюллер. — Ты представляешь, как она выглядела? На сколько лет?
Шано снова промолчала, она не хотела этого представлять.
— Ладно, — встряхнулась она. — А что еще?
— Только благие пожелания.
— И ничего существенного?
— За четыре дня много не раскопаешь, — ответил патрон. — Ты сама должна это понимать. Да еще в таком странном деле.
— Будем надеяться, хоть Сузи нас
— Будем надеяться, — согласился господин Мюллер, — больше ничего не остается. Наши методы тут бесполезны. Я заранее говорил, что мы с Бернаром вам здесь не помощники.
— Перестаньте, патрон. Пессимизм вам не идет.
— А это не пессимизм, это констатация фактов. — Господин Мюллер усмехнулся: — Давайте колдуйте там поактивнее. И поспешите.
— Мы поспешим, — сказала Шано. — Сузи уверена, что это где-то неподалеку.
— Вы там поаккуратнее, — привычным сварливым тоном предостерег господин Мюллер. — Знаю я тебя — хлебом не корми, дай только в какую-нибудь авантюру ввязаться.
— Ну, об этом можете не беспокоиться, патрон, — засмеялась Шано. — Я сегодня получила охранную грамоту от самого экс-короля, — и она коротко пересказала свое утреннее приключение.
— Я же говорю — авантюристка, — констатировал господин Мюллер и, сославшись на дороговизну международных разговоров, простился, попросив передать привет госпоже Героно.
Едва Шано опустила трубку, а Чарли открыл было рот, чтобы выведать новости из Европы, в номер вошла Сузи.
— Наконец-то! — приветствовала ее Шано. — Звонил патрон, — сообщила она. — Анна покончила с собой.
На Сузи, впрочем, известие не произвело особенного впечатления. Она рассеянно поинтересовалась, как это произошло, выслушала, кивнула и удалилась в ванную. Шано даже как-то обиделась такому безразличию подруги, поэтому она предложила Чарли сыграть партию в цзю-вэй, отчего он, естественно, не отказался в надежде несколько позже узнать подробности как похождений Сузи, так и северингийских новостей.
— Ох, и устала же я, — объявила Сузи, появляясь из ванной в купальном халате и с тюрбаном из махрового полотенца на голове.
Шано сделала вид, что не слышит, а Чарли, как всегда, вежливо улыбнулся.
— Не зря я провела сегодняшний день, — настойчиво продолжала Сузи, глядя только на Шано.
— Вы что-то обнаружили? — поинтересовался Чарли.
— Абсолютно тайных дел не бывает, — сказала Сузи удовлетворенно. — Всегда можно найти следы. Слухи есть всегда, их надо только уметь распознать.
— Слухи? — удивился Чарли. — Разве вы понимаете куфа-ран-танг? У нас ведь не сплетничают по-английски.
— Я не о сплетнях говорю, — поправила его Сузи, — а о слухах.
— А есть разница?
— Сплетни — это нечто личное, частное, даже интимное, — терпеливо объяснила Сузи. — Слухи же более глобальны, они обо всем и ни о чем. И, собственно, английским я пользовалась, только пока искала нужного человека.
— Колдуна? — наконец вступила в разговор Шано: обиды обидами, а Сузи, кажется, действительно что-то нашла.
— Нет, конечно, — улыбнулась Сузи. — Просто мне нужен был человек, хорошо разбирающийся в местных особенностях
— Он мусульманин? — снова удивился Чарли.
— Почему мусульманин? Просто хорошо образованный человек, хотя и не в европейском смысле.
— Вероятно, он из секты Бенг-Ди-Као, — предположил Чарли. — В Куфанге предпочитают образование на китайский манер. Он монах?
— Наверное, — пожала плечами Сузи. — Вы знаете, что такое храм Данг-Та-Со, Чарли?
— Данг-Та-Со? — переспросил тот. — Великие боги!
Девушки разом поглядели на него.
— Лично я туда — ни ногой! — произнес он резко. — И вам очень не советую.
— Почему? — спросила Сузи. — Он тоже это мне говорил, но я толком не поняла объяснений.
— Очень недоброе место, — сказал Чарли мрачно. — Самое недоброе место во всем Куфанге…
Храм секты Данг-Та-Со — Храм Божества С Двумя Ликами — в Куфанге издревле пользовался дурной славой. Кто и когда основал секту, было неведомо, но храм стоял на своем месте с незапамятных времен; казалось, он был здесь всегда. Поговаривали, что его поставили выходцы то ли из Тибета, то ли с Японских островов, откуда были изгнаны. К гонимым в Куфанге всегда были благосклонны, поэтому и дали пришельцам приют, выделили место для отправления своих не очень понятных, но поначалу не вызвавших тревоги обрядов. А когда поняли, что новая секта не так уж безобидна, как показалась сначала, было поздно: храм стал частью жизни Куфанга, обрел своих приверженцев. К нему привыкли, как к неизбежному злу; и куфангцы, философией которых было право каждого жить как ему заблагорассудится, в том числе и сходить с ума в соответствии со своими желаниями, перестали обращать на него внимание.
Сами местные жители если и посещали Храм Божества С Двумя Ликами, то тайком — признаваться в том, что ты приносишь жертву этому божеству, было не принято, хотя вряд ли кто мог поручиться, что его, к примеру, сосед или друг не делает этого. Так что храм жил неплохо, хотя и не особенно процветал: кормился милостыней, пожертвованиями — само собой тайными — да туристскими экскурсиями жадных до любой экзотики европейцев и американцев, для которых специально устраивались ежедневные службы, носившие скорее декоративный, нежели религиозный характер. Жрецы при храме состояли поколениями — сан передавался от отца к сыну; лишь изредка появлялся какой-нибудь новый священник из другого прихода, которых было несколько — в Рангуне, Сингапуре, на Филиппинах и еще где-то; случаев, чтобы служителем Божества С Двумя Ликами стал куфанжец, история не знала.
— А что, собственно, олицетворяет это самое, С Двумя Ликами? — полюбопытствовала Шано. — За что вы его так не любите?
— Это сложно объяснить… — задумчиво проговорил Чарли, поведя в воздухе пальцами. — Ну-у… Двуликое божество, понимаешь?.. Добро — и зло, правда — и ложь, свет — и тьма… Одно без другого быть не может, и, поклоняясь одному, ты поклоняешься и другому.
— А-а, диалектика, единство противоположностей, — догадалась Шано.
— Двуликий Янус, — вставила Сузи.
— Да, но не только, — туманно согласился Чарли. — В Куфанге, если о человеке говорят, что он приносит дары Двуликому, это значит, что его называют лицемером.