На тихой улице
Шрифт:
— Клуб оборудуем, кружки, — снова подал свой голос Князев.
— Обязательно! — кивнул старик. — Раз мы за это беремся, значит будет сделано.
— Кто это «мы», Михаил Афанасьевич? — спросил Зоров. — Поясните товарищам.
— Я да други мои по несчастью — пенсионеры, — отозвался Орешников. — Среди нас на все руки мастера найдутся. Я уж кое с кем договорился. Согласны, с радостью. Ведь что получается, товарищи?.. Истосковались мы по работе. Руки плачут. Ну, смену там выстоять, конечно, тяжело, а в кружке поработать, показать ребятам, что и как, это для нас лучшим отдыхом будет.
—
— Замечательно! Ну просто замечательно придумано! — поднялась со своего места молодая румянощекая учительница. — Как преподаватель физики, обеими руками голосую за ваше предложение, товарищ Орешников!
— Вот и хорошо! — ласково улыбнулся ей старик, довольный, что его план сразу же нашел такой горячий отклик. — А поможете?
— Ну конечно же! — Учительница глянула по сторонам, ища поддержки в ответных взглядах товарищей. — Убеждена, что все наши педагоги с радостью возьмутся вам помогать. Ведь это же такое важное дело! Подумайте, товарищи, куда это годится, когда иной старшеклассник не умеет ни проводку провести, ни стул починить, когда все его теоретические познания рушатся от практического столкновения с перегоревшим утюгом!
— Я решительно поддерживаю предложение Михаила Афанасьевича! — горячо, словно с кем-то споря, произнес Зоров.
— И я! — сказала Евгения Викторовна. — Ведь об этом как раз я и говорила в клубе. Важно, очень важно, чтобы дома у ребят всегда находилось интересное дело. Тогда никакие пресловутые опасности двора и улицы для нас не страшны.
— Можно еще и спортивную площадку в этом дворе организовать, да не одну, — предложил высокий молодой человек, по спортивной выправке которого нетрудно было угадать, что он преподает физкультуру.
— Непременно, — сказала Лена. — Там можно целый спортклуб организовать. — Пока ее отец говорил, Лена помалкивала и только нет-нет, да и бросала вопросительные взгляды на Алексея, но теперь, поняв, что затея отца всеми принята, она обернулась к Алексею и торжествующе спросила: — Ну что, Алексей, ведь правда здорово?
— Молодец, Лена! — сказал Алексей, с одобрением глядя на девушку. — Только вот мне-то что же делать в нашем дворе? Может, юридический кружок организовать?
— А вы, товарищ судья, будете на все руки рабочим, — рассмеялась Лена. — Будете кирпичи таскать, землю рыть. Идет? — Возвысив голос, Лена объявила: — Товарищи, в воскресенье первый штурм двора дома номер шесть! Просьба принять участие!
— Решено! Воскресник! Придем обязательно! — послышались голоса учителей.
— Товарищи, товарищи! — по-хозяйски поднял руку Князев. — Инструментом, транспортом обеспечу. А как же!
Пока Зоров, Лена и учителя, собравшись вокруг старика Орешникова, оживленно обсуждали, что и как нужно в первую очередь сделать, к Алексею подошли его мать и Евгения Викторовна.
— Вот, Алексей, — озабоченно сказала мать, — никак мы с Евгенией Викторовной не возьмем в толк, что теперь с Колей Быстровым будет.
— Полагаю, раз Мельникова взяла назад заявление, — заметила Евгения Викторовна, — то уж суда теперь над парнем не будет.
— Да разве в этом заявлении дело? — с досадой взглянул на
— Но я готова поручиться за мальчика! — умоляющим движением руки дотронулась до плеча Алексея Евгения Викторовна. — Я снова и снова буду говорить с его отчимом, с его матерью. Глаз с него не спущу! Ведь можно же воздействовать на Быстрова и помимо суда!
— Да, можно… если только не поздно… — помолчав, сказал Алексей.
Он произнес эти слова очень тихо, но они прозвучали в разом наступившей в учительской тишине громко и отчетливо для всех, кто здесь был.
22
В это время в кабинете районного прокурора Гурьевой между нею и следователем Беляевым заканчивался один из тех разговоров, после которого прокурору надлежит принять очень важное для себя решение.
Можно было подумать, что Беляев услышал фразу, произнесенную Кузнецовым в школе, и, услышав, повторил ее Гурьевой:
— Если только не поздно…
Сказав это, Беляев положил на стол перед прокурором узенькую красную ленточку.
— И все же… — Гурьева наклонилась к столу и осторожно дотронулась рукой до ленточки. — И все же… — Она долго молча рассматривала ленточку, будто надеясь отыскать на этой красной полоске шелка что-то такое, что могло бы прийти ей сейчас на помощь. — Я убеждена, что арестовывать Николая Быстрова и Володю Мельникова до тех пор, пока не будет проверен каждый факт, каждая самая ничтожная улика, нельзя. Ни в коем случае! Об их виновности еще рано говорить и, уж если быть честным, просто тяжко говорить.
— Понимаю вас, Вера Сергеевна, — кивнул головой Беляев. — Тяжкая история… — Он подобрался и уже с официальной суховатостью продолжал: — Итак, дело о квартирных кражах в доме номер шесть проясняется…
Беляев собирался было употребить более определенное слово: «выяснилось», но сомнения прокурора передались и ему.
Отправляясь на доклад к Гурьевой, Константин Юрьевич с особенной тщательностью подобрал все факты, все доказательства по расследованному делу, наперед зная, что Гурьева будет «цепляться» к малейшей неточности. Беляев работал с Верой Сергеевной десять лет и хорошо изучил ее. Опытный следователь, он считал, что у Гурьевой, прокурора отличной зоркости, есть все же свои слабости, с которыми хочешь не хочешь надо считаться. Одна из этих слабостей проявлялась в том, как вела Гурьева дела, где хоть в малой мере были замешаны подростки. Такие дела Гурьева прослеживала с исключительным вниманием, не жалея труда и времени на выяснение самой, казалось, пустяковой подробности.
— Это в вас не прокурор, а мать говорит! — досадуя порой на придирки Гурьевой, ворчал Беляев.
— Не знаю, не знаю, что там такое во мне говорит, — сухо возражала Вера Сергеевна, — а только доказательства ваши меня не убеждают.
Докладывая Гурьевой подробности дела о квартирных кражах в доме номер шесть, Беляев снова столкнулся с ее возражениями, хотя для него лично все как будто было ясно.
Но вот, поговорив с Гурьевой, Константин Юрьевич усомнился кое в чем и сам.