На тихой улице
Шрифт:
Последние слова Лены прозвучали так горячо, так убедительно, что Титов невольно для себя протестующе протянул вперед руку.
«Ну и ну!» — только головой покачал Алексей, удивленно глядя на Лену.
— Пионервожатая в роли знатока мужской психологии! — громко сказал он, пытаясь хоть какой-нибудь шуткой разрядить гнетущую атмосферу, вызванную словами Лены.
Никто не поддержал его шутки.
— Вспомни, Дмитрий, — с укором сказала мужу Лидия Андреевна, — ты всегда старался не замечать увлечения Коли морем, кораблями. Ты почему-то решил, что он станет
— Что же это?.. — глухо произнес Титов. — Да ведь это настоящий суд…
— Нет, это еще не суд! — крикнула Лидия Андреевна. — Но суд будет! И я сама, сама во всем виновата! Я не должна была выходить замуж! Не должна была!
— А слезы, слезы-то зачем теперь лить? — обнимая дочь, сурово сказала Анна Васильевна. — Слезами делу не поможешь. Не ты одна — все мы виноватые, всем и ответ держать.
Алексей переглянулся с Леной, и та незаметно показала ему глазами на дверь.
Смущенная и подавленная, Лена горько раскаивалась сейчас за свою несдержанность, за все те резкие слова, которые наговорила Титову.
«Девчонка! Дура! Да какое же я имею право вмешиваться в их жизнь!» — ругала она себя.
— Простите меня! — схватив Лидию Андреевну за руку, пробормотала Лена. — И пойдемте! Пойдемте! — метнулась она к дверям, увлекая за собой Алексея.
18
Речной трамвай, отойдя от причала, врезался своим носом в светящуюся водную гладь, отчего тысячи отражений береговых огней заколебались, запрыгали по воде.
— Как красиво! — перегнувшись через гранитный парапет, сказала Лена, провожая глазами юркий пароходик. — Смотрите, Алексей Николаевич, кажется, что на реке два течения: одно темное, медленное, а другое, как огненный поток, быстрое-быстрое.
— Да, красиво, — согласился Алексей.
Он стоял рядом с девушкой и тоже, перегнувшись через парапет, смотрел на реку.
На набережную Алексей и Лена попали случайно, наверно потому, что, взволнованные событиями этого дня — собранием, разговором с матерью и отчимом Коли, — они не захотели тут же распрощаться и, не сговариваясь, выбрали самый дальний, кружной путь до тупичка, где жила Лена, когда Алексей предложил девушке проводить ее домой.
— Знаете, о чем я сейчас подумала? — подняв на Алексея глаза, неожиданно спросила Лена.
— Нет. О чем же?
— Я подумала о том, как вам много дано. Ведь вам дано право судить людей. Судить! Взять хотя бы случай с Колей Быстровым. Сколько тут надо знать, какое нужно чутье и умение разбираться в человеческом характере, чтобы понять, что же случилось с мальчиком…
— И не только с ним, — сказал Алексей.
— Да… А вы так еще молоды.
— Об этом мне уже не раз говорили, — улыбнулся Алексей. — С тех пор как я стал судьей, молодость поставлена мне в упрек.
— Нет, нет, я совсем не то хотела сказать, — запротестовала Лена. — Вот я наговорила
— Сердце не выдержало, — сказал Алексей. — Помнится, вы даже и ногой на Титова раза два топнули.
— Ох, нехорошо! — поморщилась Лена. — Видите, как все сложно… Ты права, а сказать человеку правду все же неловко. Другое дело — судья. Вам просто по роду своих обязанностей положено говорить людям правду.
— Так-то оно так, — согласился Алексей. — Говорить людям правду мне действительно положено. Впрочем, и вам тоже. Ну, если не по долгу службы, так по долгу честного человека. Вы и сказали. А дальше что? Мать Коли Быстрова сделала вот вывод, что ей не нужно было во второй раз выходить замуж. Хорошо, допустим, что так. Значит, развод? Ладно, представим себе, что Лидия Андреевна ради счастья сына разводится с Титовым…
— Но я совсем не думала, что у них так все скверно, — подавленно сказала Лена.
— Не думали… — кивнул Алексей. — Но пойдем дальше. Скажите, так ли уж будет счастлив Коля, если его мать разведется с Титовым?
— Не знаю. Сразу не решишь.
— Верно, сразу не решишь. Коля уже не маленький и сможет понять, что мать развелась из-за него. Пройдет год, другой, Коля станет тяготиться этой жертвой матери, станет жалеть мать, будет чувствовать себя перед ней виноватым. Какое уж там счастье! А Лидия Андреевна? Разве это просто для женщины — то так, то сяк перекраивать свою жизнь? А Титов? Что, если этот весьма черствый товарищ всерьез любит Лидию Андреевну? Что тогда? Ему-то как дальше жить?
— Не знаю, — удрученно сказала Лена.
— Не думали… Не знаете… — усмехнулся Алексей. — Тогда зачем же нужна ваша правда Титову и Лидии Андреевне, если вы не знаете, что им дальше делать, как жить?
— Ну, а вы-то знаете? — обиделась Лена.
— Нет, не знаю. Вот видите, Леночка, как это не просто — говорить людям правду, особенно если хочешь помочь им.
— Что же теперь делать, Алексей Николаевич? — Лена взволнованно смотрела на Кузнецова. — Ведь дальше все пойдет еще хуже. Знаете, когда в школе услышали о том, что Мельникова подала на Быстрова в суд, Евгения Викторовна и многие учителя страшно перепугались за судьбу мальчика.
— Хотя пугаться надо было значительно раньше, — заметил Алексей. — Но раз уж дошло дело до суда, то надо не охать и ахать, а помочь и себе и суду понять, что же, собственно, происходит с Быстровым.
— Хорошо бы, Алексей Николаевич, если бы вы побывали у нас в школе, — сказала Лена. — На той неделе будет педагогический совет, и разговор наверняка зайдет о Быстрове.
— Если вы будете, то приду, — улыбнулся Алексей. — Одному что-то боязно. Уверен, стоит мне только переступить порог учительской, как я сразу оробею и стушуюсь.