На тихой улице
Шрифт:
Работа в суде шла своим чередом, и каждый день Кузнецову приходилось вести судебные разбирательства по самым различным делам, но, какое бы дело он теперь ни слушал, всякий раз, принимая решение, непременно возвращался к одной и той же мысли: «Ну, а если бы этот подсудимый был вовремя предостережен, случилась бы с ним такая беда?»
Вовремя предостережен?.. Когда же?.. И тут мысль невольно уводила Алексея к детству человека, которого должен он был сейчас судить. Может быть, еще там, в детстве, сбился этот человек с прямой дороги
Мысль эта настолько овладела Алексеем, что он довольно часто теперь стал задавать подсудимым всегда неожиданный для них вопрос:
«Расскажите суду о своем детстве».
И подсудимые рассказывали. И, хотя весьма далеки были они на суде от желания вспоминать про свои детские годы, хотя вопрос судьи казался им совсем не относящимся к существу дела, нередко выяснялось, что какая-нибудь позабытая подсудимым подробность, какой-нибудь незначительный случай из его детства и был как раз первым звеном в длинной цепи ошибок, проступков, приведших его на скамью подсудимых.
Судьба Коли Быстрова серьезно занимала молодого судью. Что же случилось с мальчиком? Как велика постигшая его беда?
По дороге в школу Алексей подумал, что не худо было бы поговорить с Володей Мельниковым и его матерью. Возможно, они-то и сумеют ответить на его вопросы. Правда, неожиданный приход судьи к Мельниковым мог смутить их. Ведь у него была иная возможность наводить нужные ему справки: например, вызвать Мельниковых к себе в суд, как это водится, по повестке. Но Алексей не думал о впечатлении, которое произведет его визит на Ангелину Павловну и Володю. Не судья, не просто судья шел сейчас к ним, и не в установленных формах общения было теперь дело. Алексей Кузнецов — молодой коммунист и еще совсем недавно инструктор райкома комсомола, человек, всеми своими жизненными интересами связанный с родным районом, с улицей и домом, где он родился, — вот кто звонил сейчас у дверей с медной дощечкой «Профессор Григорий Семенович Мельников».
Дверь Кузнецову открыл Володя. Увидев судью, он испуганно замер на пороге.
— Здравствуй, Володя, — по-приятельски протянул мальчику руку Алексей. — Ну, как твои пальцы — двигаются, можешь уже играть?
— Куда там! — печально сказал Володя, заметно успокоившись от дружеского приветствия судьи. — Пустяковой пасовки принять не могу.
— Ах, ты про волейбол? — рассмеялся Алексей. — Ну, это беда еще не большая.
— А вы про что? — недоумевая, спросил Володя.
— Да про твою игру на скрипке.
— На скрипке? — презрительно сказал мальчик. Придвинувшись к Алексею и косясь, не идет ли по коридору мать, Володя доверительно зашептал: — Ведь это маман все придумала, что я талант и так далее. Вот волейбол другое дело. — Володя хвастливо взмахнул здоровой рукой: — Лучше меня в школе никто не гасит!
— А Коля Быстров?
— Быстров?.. — Володя помрачнел. — А вот посмотрим, как они без
— Да, как бы не проиграли, — сказал Алексей, очевидно твердо уверовавший в способности молодого спортсмена.
— Обязательно проиграют! — заверил его Володя. — Дело ясное.
— С этим-то ясно, — кивнул Алексей, дружески поглядывая на мальчика, — а вот почему тебя Коля избил и почему ты боишься, что его будут судить, вот это мне далеко не ясно. Можешь объяснить? — И Алексей, пройдя мимо оторопевшего Володи в квартиру, закрыл за собой дверь.
В конце коридора, точно спеша на выручку сыну, появилась Ангелина Павловна.
— Вы ко мне? — своим громким, властным голосом спросила она Кузнецова. — Прошу вас, проходите.
Она ввела Алексея в заставленную старинной мебелью столовую, кивком головы пригласила его сесть в стоявшее в углу кресло, а сама вместе с сыном села на широкий диван у противоположной стены.
Кузнецова и Мельниковых разделяло теперь широкое пространство всей комнаты, и от этого сразу как-то стало невозможным начать разговор просто и спокойно, поговорить, как хотел Алексей, по душам.
— Я решила, товарищ Кузнецов, забрать у вас свое заявление, — сказала Ангелина Павловна. — Володя так настойчив в своем великодушии, что мне пришлось уступить ему. Но этот отвратительный мальчишка, этот хулиган Быстров все равно плохо кончит. Дурные товарищи, дурная семья, дурные наклонности.
— Но этот отвратительный мальчишка, — заметил Алексей, — чуть ли не с первого класса дружит, с вашим сыном. Не странно ли, что эта крепкая мальчишеская дружба так вдруг печально окончилась? Разве тебе не жаль, Володя, потерять друга? — Алексей внимательно посмотрел на мальчика.
Володя не ответил ему.
— Нет, нет, и не пытайтесь их мирить! — возмущенно воскликнула Ангелина Павловна. — Простите, товарищ Кузнецов, но если вы пришли лишь за этим…
— К сожалению, Ангелина Павловна, я пришел не за этим, — поднимаясь, сказал Алексей.
— К сожалению?
— Да, к сожалению.
— Извините, но что же тогда привело вас к нам? — недоуменно спросила Ангелина Павловна.
— Что?.. — Алексей отошел от кресла и посмотрел в окно, за которым виднелись те же ряды зданий, те же воздушно-белые стены высотного дома, что были видны и в окна его квартиры. — Меня привело к вам, — сказал он после недолгой паузы, — желание получить ответ всего лишь на два вопроса.
— Спрашивайте, товарищ Кузнецов, и если я смогу… — Ангелина Павловна тоже поднялась, — смогу вам ответить…
— Лина, — входя в комнату быстрой, легкой походкой, сказал невысокий полный мужчина, — что тут у вас происходит?
— Гриня, прошу тебя, иди к себе, — поспешно двинулась навстречу мужу Ангелина Павловна. — Ты не должен волноваться…
— Хорошо, хорошо, я уйду, — покорно сказал Мельников, удивленно глядя то на жену, то на Кузнецова. — Но все-таки…