На той неделе: купить сапоги, спасти страну, выйти замуж
Шрифт:
Час спустя я, как примерная, сижу на парапете подземного перехода возле метро, болтаю ногами. Я тут уже пятнадцать минут сижу, со мной уже три молодых человека пытались познакомиться, и где Севку черти носят? Предложения познакомиться, закурить, съесть мороженое и пойти на митинг я пока с негодованием отвергала, но сколько ж можно, на самом-то деле? Еще десять минут, и я, пожалуй, на что-нибудь соглашусь.
Севка, надо отдать ему должное, опаздывает всегда и везде. В среднем минут на сорок. Даже на очень важные встречи, даже однажды на открытие собственной выставки. Так
И тут около меня с визгом тормозят голубые «Жигули». Вот так всегда, стоило только заняться устройством личной жизни – и нате, пожалуйста.
Оказывается, он заезжал по пути на рынок. Покупать продукты на дачу. Купил отличного мяса. Между прочим, и на мою долю тоже.
От Севки никогда не знаешь, чего ждать. Мясо на дачу – это очень здорово. Во-первых, потому что его нигде не купишь, а во-вторых, потому что туда действительно нужно тащить продукты, а когда мне было их добывать? Но я-то об этом и думать забыла среди прочих героических свершений, а Севка – нет. И обо мне тоже вспомнил. Вот вам и художник не от мира сего.
Мне стыдно и благодарно. Пытаюсь ему это высказать, но Севка отсылает меня с моими признаниями. Причем буквально. В булочную.
– Тут сейчас справа будет отличная булочная, я тормозну, а ты выскочишь и купишь хлеба. Держи деньги.
Мне два батона и половину черного, себе что хочешь. И еще там пирожки с мясом отличные, возьми штук шесть, я не успел пообедать, зато налил термос чая. Ты сама-то голодная?
Да. Как выясняется, голодная. Шампанским сыт не будешь. Я возвращаюсь с хлебом и пирожками, Севка проезжает еще немного, потом останавливается где-то под мостом, вытаскивает термос. Мы пожираем пирожки и пьем чай, прихлебывая по очереди из крышки от термоса. Пирожки действительно оказываются отличными, но все равно четвертый я уже съесть не могу. Севка уговаривает меня так и эдак.
– Ну давай, ну ведь вкусно же.
– Но уже из ушей лезет.
– Но что ж его, с собой везти?
– А что?
– Он бедный, одинокий. Ему грустно.
– Ну съешь сам.
– Я съел больше тебя, и я за рулем не помещусь, а тебе надо. Ты посмотри на себя, от тебя же ничего не осталось.
Я с интересом смотрю на себя и действительно замечаю – недавно купленные узкие джинсы, в которые я влезала с некоторым напрягом, висят на мне так, что туда можно, наверное, засунуть еще одного человека. Вот это да! Вот это эффект! Всего три дня, а какие результаты!
Не то чтобы я сильно страдала от лишнего веса, у меня его особенно нету, но все равно время от времени я, как и все, предпринимаю какие-то попытки к самоусовершенствованию. Но о таком я даже не мечтала.
На радостной волне я доедаю пирожок, и удовлетворенный Севка заводит мотор.
Мы благополучно выскакиваем на Ярославское шоссе, доезжаем почти до кольцевой дороги и попадаем в пробку. Да какую! Вроде и время-то не пиковое, четырех еще нет, и четверг – не пятница, а вот поди ж ты. Машин мало того, что невпроворот, они же еще в попытке проскочить узкое место ухитрились сложиться в затейливый паркетный
Посреди этого машинного паркета мечется милиционер-регулировщик, беспомощно размахивая жезлом. Машины гудят. Дорога стоит. Иногда кому-то удается подвинуться на несколько сантиметров, на освободившееся место тут же кидаются сразу три машины, все запутывается еще больше.
Сидим. Наблюдаем. Я про себя тихо радуюсь задержке – мне что, надо мной не каплет, Севка рядом. А то довезет до Пушкино – и привет на три дня. И вообще непонятно, на три ли. Так что лишние двадцать минут мне вполне в радость.
Но Севка так жить не может. Он сперва гудит, потом начинает ругаться, потом не выдерживает и, несмотря на мои попытки остановить его, выскакивает из машины.
– Севка, псих, ты куда? А если оно сейчас поедет?
– Никуда оно, к черту, не поедет! Если что, держи руль! Прелестно. Держи руль. И что? На всякий случай я все-таки берусь за него рукой и наблюдаю за Севкой.
Тот бегает среди машин, что-то втолковывая другим водителям через открытые окна. Добегает до регулировщика. Орет и машет руками. Псих, честное слово. Сидел бы лучше в машине.
Но вот они с регулировщиком о чем-то договариваются. Милиционер, размахивая жезлом, усылает вперед одну из передних машин, а Севка, упершись руками в капоты двух других, не дает им занять опустевшее пространство, в которое мент загоняет следующую машину...
Минут через пять перед нами расчищен довольно приличный кусок шоссе, и теперь уже наша машина перегораживает дорогу остальным. Руль я, конечно, могу держать до посинения, но с дороги мы от этого не уберемся.
– Севка! – в ужасе ору я в окно. – Иди скорей! Нам уже ехать! Севка же!
Он впрыгивает в машину, она рвет с места, и мы уносимся вдаль. Севка еще успевает помахать регулировщику.
– Учись, – замечает он мне. – Так себя и ведут на дороге. А то бы еще час стояли. Всегда кто-то должен взять ответственность на себя.
Это точно. Но почему-то таких ответственных в этой жизни не часто встретишь. Вот и к Белому дому – что, очень много народу пришло? То есть потом-то, конечно, много, а вот тогда, ночью...
Я тихо вздыхаю и утыкаюсь башкой Севке в плечо. Он поправляет мою голову, чтоб не мешала за руль держаться, и мы едем дальше. Хорошо, черт возьми. Ехала бы и ехала. И пускай берет ответственность на себя, это на самом деле так здорово – когда кто-то за тебя отвечает...
– Ты расписание поездов знаешь? Я тебя довезу до Пушкино, нет, даже до следующей станции. Как у нас со временем?
Убивала бы таких ответственных. Надо же вечно песню испортить. Я вообще не хочу ни в какое Пушкино, я хочу, чтоб он вез меня всегда.
– Сев, а может, ты к нам заедешь? Я тебя с Костькой познакомлю... У нас и переночевать можно. Костерок разожгли бы, песен попели...
О родителях я благоразумно умалчиваю, чтоб не усугублять. Вообще-то и это уже нарушение субординации, так у нас не полагается – все самостоятельные, но ведь не каждый же день мы выживаем в революции, можно и слабину дать. Имею право.