На тревожных перекрестках - Записки чекиста

Ваупшасов Станислав Алексеевич

– В двух километрах разъезд Верхутино с усиленным эсэсовским гарнизоном. В двенадцати километрах, на станции Старые Дороги, стоит бронепоезд. Нас может спасти лишь стремительный бросок через насыпь.

– А ну,- сказал я,- пошли на рекогносцировку.

Мы приблизились к железнодорожному пути. Канавы по обеим сторонам полотна неглубокие, насыпь низкая, зато с юга протекает илистая речка. Вода в ней теплая, и оттого она не замерзла. Эта грязненькая речка испортила нам настроение. Кинуть обозы и форсировать рубеж налегке? Никуда не годится! В санях у нас боеприпасы,

продовольствие, тяжелое пехотное оружие.

– Давай думать,- предложил я,- как перепрыгнуть эту сопливую речку со всем хозяйством.

– Давай,- уныло отозвался Гром.

А что тут было думать, когда с первого взгляда стало ясно, что наши упряжки застрянут. Но пока мы с замполитом предавались невеселым мыслям, разведчики спецотряда не дремали. К нам подскакала Валя Васильева и вполне по-военному отрапортовала:

– Товарищ майор, правее триста метров железнодорожный переезд...

– Здорово!
– воскликнул Гром.

– ..Но у переезда фашистский дзот!
– закончила Валя.

– Дзот нам не помеха,- сказал я.

Мы выслали к переезду Меньшикова с группой партизан. Охрана заметила их и открыла из дзота пулеметный огонь. Меньшиков и его ребята ответили немцам.

Я предложил Кускову и Арестовичу переводить оба отряда через переезд, а сам взял группу Усольцева и повел ее на дзот.

– Окружить и уничтожить!
– поставил задачу перед автоматчиками.

Бойцы стали обходить дзот со всех сторон и постепенно сжимать вокруг него кольцо.

Из леса показались первые сани партизанской колонны. Дзот сейчас же отреагировал злыми пулеметными очередями. Костя Усольцев и сержант Федор Назаров тоже установили пулеметы и стали бить по амбразурам. Первые сани благополучно миновали переезд.

Пулеметчик Аркадий Оганесян по глубокому снегу подобрался к дзоту на 50 метров и, невзирая на опасность, начал обстреливать амбразуры. Когда он расстрелял два полных диска, дзот перестал огрызаться. Сани покатились через переезд сплошной лентой. В течение получаса оба отряда перевалили через железную дорогу и скрылись в лесу на противоположной стороне.

Я с автоматчиками Усольцева и разведчиками Меньшикова замыкал колонну. Прошли два километра и услышали сзади орудийные выстрелы - это к переезду подполз немецкий бронепоезд.

– Прозевал партизан, собака!
– крикнул Усольцев, как будто тот мог услышать.

В десяти километрах южнее железнодорожной линии, в деревне Пасека, отряды сделали привал. Начхоз Коско хлопотал о завтраке, Долик Сорин бегал по колонне и следил, чтобы все лошади были накормлены сеном. Валя Васильева сползла с седла, повалилась в сани и тотчас уснула. Замполит Гром грустно посмотрел на нее и промолвил:

– Девушки, девушки. Тяжела вам партизанская доля... Занесли бы ее в хату, парни. Замерзнет.

Ближние бойцы подскочили к саням, но их растолкал Дуб.

– Па-старанись!
– сказал он нараспев, как говорили московские грузчики.- Я один донесу, камрады.

Бойцы отступили. Он легко поднял спящую Валю и отнес в дом, где расположились наши девчата.

–

Дуб, он и есть Дуб!
– воскликнул маленький Иван Леоненко не то с восхищением, не то с досадой и пошел разыскивать кухню. Любил парнишка закусить как следует с устатку.

После завтрака замполит пошел посмотреть, как устроились на отдых бойцы, а Кусков, Арестович и я стали обсуждать дальнейший маршрут.

– От карателей мы ушли, командиры,- сказал я.- Они рыскают в районах севернее нас. Потерь не имеем, если не считать пропавших без вести Лунькова и Малева. Не присоединились к отряду люди Шешко и Кости Сермяжко. Какие будут соображения?

– Луньков, Малев и другие,- сказал Кусков,- ребята железные. Не думаю, что они погибли, а тем паче угодили в плен.

– Плен - это не для нас,- отозвался Арестович глухо.- В плену из нас таких ремней нарежут...

– Не станем гадать, братцы,- сказал я.- Не накаркать бы беду. Будем думать, что все найдутся. Жаль еще, что потерялись Мотевосян и Сорока со своими отрядами. Будем надеяться, что и они живы. Как-никак, а своим маневром к югу мы оттянули на себя добрую половину карательной экспедиции.

Кусков поддержал меня:

– Майор прав. Карательная кампания в общих чертах провалилась.

– Погоди ты!
– воскликнул Арестович.- Не кажи "гоп", пока не перескочишь. Считаю, что возвращаться в прежние районы нам покуда рано.

– Рановато,- согласился я.- Потопали дальше на юг, командиры. Передохнем в Полесье несколько деньков, а затем вернемся на свои базы.

– Разумно,- сказал Арестович.- Фрицы долго в лесах не выдержат. Комфорту мало. Не Париж.

– Сильная у них армия,- сказал Кусков.- А сами слабаки.

– Слабаки!
– сердито заметил Арестович.- В чистом поле они тебе всыплют по первое число.

– Так то в чистом поле!
– парировал Кусков и, довольный, засмеялся...

Полесские встречи

Алексей Шуба и Георгий Машков.-У секретарей подпольного обкома.Немец-антифашист Гейнц Линке.-Праздник в Гресском лесу

В Пасеке мы пробыли до вечера. Бойцы обоих отрядов за день основательно отдохнули, наконец-то выспались в тепле, крепко позавтракали, пообедали и поужинали. Настроение резко поднялось, так что, когда в сумерках мы снялись с места, наша колонна сильно напоминала мирный крестьянский обоз, едущий в соседний район для обмена передовым опытом. Не было конца смеху, остротам, потом впереди свежий девичий голос затянул нашу партизанскую, а парни подхватили:

Впереди дороги,

Бури и тревоги.

У бойца на сердце

Спрятано письмо.

Лучше смерть на поле,

Чем позор в неволе,

Лучше злая пуля,

Чем раба клеймо...

Печальная и мужественная песня, в нашем отряде часто пели ее в те годы.

Затем озорной паренек дважды прокричал сочиненную сегодня частушку:

Партизанам путь закрытый,

Говорит фашистский гад.

На снегу стоит корыто

И пуляет наугад!

– О чем это они?
– не понял ехавший со мной Кусков.- Какое корыто?