На троне в Блабоне
Шрифт:
— И вдругорядь похоже вышло. — Бухло так ударил увесистым кулаком в рукавице, что заскрипела защищенная брезентом гондола. — Со мной дело было. В лесу на Кошмарке поймал я разбойника. Прозывался он Дайкошель, потому как напавши на путника, приговаривал: «Дай кошель, не то дубиной ошарашу! Дай кошель с денежками! А я тебя с жизнью отпущу…»
При виде суковатой дубины над своей головой путник бледнел и отдавал — а что ему оставалось делать? Многие еще и кланялись низко: живешь-то один раз, а денежка — она круглая, в ловко подставленную руку снова прикатится. Дайкошель мошной позванивал да сладко щурил глазки под рыжей гривой.
Схватил я его, значит, за шиворот
Старый воин яростно дернул себя за ус и глянул красным глазом, будто выискивал: а ну, кто тут виноватый? Мы тихонечко прикорнули каждый в своем углу, беспокоясь, не во вред ли ему такой гнев.
В расцветающем блеске зари шар вдруг запестрел белыми и голубыми полосами, надутыми так, словно шар сделал глубокий вдох и задержал дыхание. Веревочная сеть поскрипывала, раскачивая корзину. Стайка ласточек расщебеталась, окружив нас радостным венком, некоторые птицы умудрялись держаться на веревках и даже крылья складывали, казалось, они прислушиваются к нашему разговору. Мгновение птицы удерживались в таком положении, потом, соскользнув, отставали, исчезали в расцветшей голубизне.
— Ласточки мельтешат, значит, дома уже внизу, — жмурился Мяучар. Зрачки у него сузились — две полоски на желтых дисках.
— Блабона! Блабона под нами! — загудел Бухло. — Готовиться к приземлению!
Кот воспринял это известие по-своему. Он украдкой лизнул лапу, расчесал брови и на сем закончил свой утренний туалет. Хоть и давненько служил Мышебрат в замке, все же сохранил все исконные кошачьи привычки.
— С чего начнешь в Блабоне? — спросил сержант.
— Думаю с королем повидаться, рассказать, что происходит в королевстве. Он должен все знать, пусть самое плохое.
— А если король не хочет? Если избегает правды? — горестно взглянул на меня старый артиллерист. — По мне, так легче пушку вкатывать на крутую гору собственными руками, чем убеждать человека, утратившего веру в себя и в свой народ…
— Сколько раз ночами король метался по коридорам, заламывал руки, в отчаянии бормоча: «Впору думать только о себе, ежели всем плевать на великие идеалы… Ни слава, ни могущество отчизны не сплотят их. Все врозь! Каждый только свое блюдет, а усмотрев что-нибудь у соседа, завидует, не задумываясь, какой ценой это куплено…» Такое с ним приключалось еще до заговора банщиков, — бормотал кот.
— Какого еще заговора?
— Банщиков, — рявкнул Бухло, словно я не понимал наиочевиднейших вещей. — Людей Чистых Рук! Как начали болтать о выпотрошенной казне, о министрах, себе и своим семьям ничего
Или:
Народ вовсю хиреет, а двор все богатеет!И общий призыв обошел весь круг:
Нужны для новой власти Люди Чистых Рук!Вот в первые ряды и пропихались королевские банщики да банщики из городской парилки. Они моются, мылятся да полощутся в горячей и холодной воде, таких чистюль и не сыщешь! Они и возглавили обновление, благо их издалека видно: белые передники и белые шапочки. И слышно тоже издалека: здорово стучат деревянными подошвами. Их в одночасье поддержали акиимы, эти смекнули, что к чему, — пристроились с тылу.
Банщики короля нагишом видели не раз, без горностаевой мантии, без короны и скипетра, какое уж тут величие… Всего лишь тщедушный человечишка, в облаках пара охающий да ахающий, а руки банщиков мнут его безжалостно, будто массируют.
Король лишь постанывает: «Удушить меня хотите! Или ногу оторвать? Да потише же… Помилосердствуйте! Больно!»
А банщики того и добиваются, чтоб болело. Что им король, который подвывает, когда ему на спину шайку холодной воды плеснут? А то возьмутся в четыре руки молотить, как на току, хлестать березовыми вениками, а он пищит, как мышь в мышеловке. И это владыка, перед которым все дрожат? Да это он дрожит перед банщиками, людьми чистых и сильных рук.
— Ничего смешного тут не вижу, хоть бы и пищал, — вмешался Мышик. — Знаете, как болит прищемленный хвостик? А еще, не дай бог, дверью придавит…
— Помолчи, когда старшие разговаривают! — погрозил пальцем Бухло. — Ведь ты, Мышебрат, наверняка в замке под ногами у всех путался, да и в королевскую баню наведывался, кое-что слышал, почему же не предупредил короля вовремя?
— Мы, коты, держимся от воды подальше. Хоть и случаются среди нас коты-мореходы, я лично ни за что не полезу под горячий душ, которым банщики отгораживаются от непрошеных гостей. Акиимы, те сновали туда-сюда — якобы ванну принять. Они и подстрекали банщиков, пока те не ворвались в тронную залу да не разогнали королевский совет на все четыре стороны, упиравшихся министров, призывавших стражу, лупили почем зря своими деревянными башмаками. После сами расселись в креслах.
Королю поначалу вся катавасия смешной показалась, вскорости, однако, вышло на явь — дело-то нешуточный оборот принимает. На троне короля оставили из-за парикмахерских увлечений — то одному, то другому хорошенько шею мылил, вот его и кликнули почетным банщиком. Что им король, пусть его, лишь бы не лез куда не спрашивают. А из-за спин банщиков всем дирижировали акиимы… Когда мы улетали, король еще проживал в своих апартаментах вместе с королевой и любимой дочерью Виолинкой. Да, Виолинка хоть и мала, а живет своим умом!