На «Варяге». Жизнь после смерти
Шрифт:
Таким образом, мне предстояла новая, совершенно неизведанная деятельность, и мое плаванье на «Варяге» кончилось.
Конец «Варяга»
Дела задержали меня в Париже, и только 21 октября 1916 года я приехал в Тулон, направляясь в Пирей, где находился в это время главнокомандующий французским флотом вице–адмирал Дартиж–дю–Фурнэ. В этот же день вечером я вышел из Тулона на посыльном судне «Италия». Горы, окаймлявшие Дарденское ущелье, были покрыты розоватыми бликами заката, а внизу красивые берега, окружающие Тулон, постепенно погружались в синевато–черную завесу быстро наступающих сумерек. В это время «Варяг» и «Аскольд» уже были далеко. Они ушли из Тулона задолго до моего приезда туда, торопясь на Мурман.
Я
Исправив свои повреждения, наши крейсеры вышли из Ливерпуля на Мурман.
Они пересекли благополучно Северное море, обогнули Норд Кап на северной оконечности Норвегии и вошли в Кольский Залив на Мурманском берегу. На пути им пришлось пройти мимо Варанген Фиорда, который по–русски называется Варяжский Залив. Раньше на его берегу проходила граница между Норвегией и Российской Империей.
Всего от Владивостока до порта Романов в Кольском заливе «Варяг» сделал 15 864 морских мили Вспомним, что одна морская миля равняется 1,7362 вёрсты или 1,8522 километра.
24 октября 1916 года рано утром моя «Италия» пришла в порт Ла–Валлета на Мальте. Здесь я застал «Чесму». Оказывается, ее срочно отозвали по телеграфу из Средиземного моря и приказали идти, нигде не задерживаясь, на Мурман.
В этот день командир «Чесмы» капитан 1–го ранга В. Н. Черкасов пригласил меня к себе завтракать.
После завтрака я простился с офицерами «Чесмы» и среди них с лейтенантом князем Н. Д. Маврокордато [145]. Мы учились с
ним вместе в Морском корпусе. Он был двумя годами моложе меня по выпуску. «За Корпус» мы ходили в отпуск к моему родственнику капитану 1–го ранга СИ. Кази [146], брату знаменитого Директора Балтийского Судостроительного Завода капитан–лейтенанта в отставке МИ. Кази [147].
Простившись с «Чесмой», я окончательно оторвался от Отдельного отряда судов особого назначения.
Вечером «Италия» вышла из Ла–Валлеты и пошла в Пирей. Здесь 25 декабря 1916 года (7 января 1917 года) я узнал о гибели «Пересвета» около Порт–Саида.
Революция застала меня на острове Корфу. Там я постепенно узнавал обо всех ужасах, совершаемых в России. Узнал, что каким-то человеком, одетым в матросскую форму, был убит капитан 1–го ранга Кетлинский, командир «Аскольда», узнал, что предательским выстрелом в спину был убит милый, жизнерадостный лейтенант князь Н. Д. Маврокордато. Наконец, дошли до меня вести, что умер от разрыва сердца наш адмирал Анатолий Иванович Бестужев–Рюмин. Далее донеслись слухи, что «Варят» и «Аскольд» пришли с Мурмана в Англию и там взяты англичанами «на хранение».
Так постепенно тяжко заболевшая наша Родина теряла, отдельные части своего тела, созданные с таким трудом и таким напряжением воли отдельных людей и групп. Самое тяжелое было ощущать эту бессмысленную и варварскую страсть к разрушению всего культурного, всего выдающегося над общим низким уровнем разнузданного дикаря.
Если мне вдали от России было мучительно стыдно и больно переживать все это, то что должны были испытывать в России культурные люди, чувствуя полное свое бессилие противостоять разбушевавшейся невежественной массе, раздавившей их своим огромным большинством.
Прошли последние годы войны, и я оказался в новом, только что родившемся государстве — Королевстве сербов, хорватов и словенцев, на должности морского
Королевство после войны получило полосу берега Адриатического моря длиною около 600 километров, считая от Котора (Бока Которска) до Сушака, который находится по соседству с Фиуме. На этом побережье лежат старые славянские города: Котор, Дубровник, его пригород Груж с длинной синей бухтой Омбла, Макарска, Сплит, в котором славится дворец императора римского Диоклетиана, Шибенник и другие. Это побережье тесно связано исторически с Россией. В тяжелые годы Пугачевского бунта в Дубровнике жила загадочная претендентка на русский престол, известная в истории под именем княжны Таракановой. До сих пор сохранился в Дубровнике домик, в котором она жила и где она пировала со своим покровителем польским князем Радзивиллом. В бирюзовую бухту Омбла приходил тогда турецкий военный корабль под командой галион–капитана (капитан 1–го ранга) Гассан–Бея, влюбленного в княжну Тараканову. Этот турецкий морской офицер возил отсюда в Константинополь письма, которые княжна Тараканова писала «своему возлюбленному братцу» — Емельяну Пугачеву.
В Дубровнике княжна Тараканова познакомилась с русским адмиралом графом Орловым. Здесь он устраивал для нее роскошные празднества, здесь уговорил ее отправиться в Италию, там она была арестована и на русском военном корабле доставлена в Россию. Эти же берега во времена Александра Благословенного, в героическую эпоху войн с Наполеоном, видели русскую эскадру адмирала Д. Н. Сенявина. В Которской бухте была наша морская база, Дубровник был взят штурмом русскими войсками. Наконец раньше, еще при Петре Великом, отсюда вышли наши известные адмиралы графы Войнович и Змаевич, оба уроженцы Которской бухты. Теперь, когда начала возрождаться Югославия, так было естественно, если бы уцелевшие наши корабли появились бы в этих водах вместо того, чтобы гнить у стенок Бизерты или портов Англии.
И вот однажды я получил в Белграде шифрованную телеграмму из Лондона от нашего морского агента [148]. В ней он запрашивал, не согласится ли правительство Югославии принять на хранение до восстановления в России национальной власти два наших крейсера «Варяг» и «Аскольд». Я знал, как нуждается юная Югославия в военных кораблях, знал, что ей не по средствам приобрести сейчас новые корабли. Вот почему я был убежден, что наши крейсеры, отдаваемые даром с правом пользоваться ими и учить на них личный состав, будут приняты с восторгом Однако я ошибся. Помощник военного министра по морской части, милый и доброжелательный контр–адмирал Кох, с горечью ответил мне, что принять «Варяг» и «Аскольд» они не могут. Не могут по причинам чисто политическим, хотя материально и морально принятие наших крейсеров для них было бы чрезвычайно кстати. Политические же причины были те, что на противоположном берегу Адриатического моря, в Италии, с ревнивым чувством смотрят за всем, что творится на славянских берегах этого моря. Приход сюда «Варяга» и «Аскольда» там будет, наверное, принят с величайшим негодованием. «Тень России» все еще пугает кое–кого на Западе, развал России для многих слишком выгоден, и даже такая ничтожная наша помощь братской Югославии, как присылка сюда двух наших старых крейсеров, с единственной целью сохранить их, вызовет там негодование. Недаром бывший итальянский министр г. Нитти в своей книге с таким облегчением восклицает: «Какое счастье, что в России произошла революция».
Итак, «Варягу» не суждено было больше плавать. Он остался в Англии, там постепенно, лишенный ухода, он проржавел, был превращен в понтон и, наконец, сдан к порту в качестве лома железа [149].
Югославия, создавая свой маленький флот, купила бывший германский крейсер «Ниобе» постройки 1899 года. Крейсер этот маленький и тихоходный. Имея возможность в 1920 году получить «Варяг» и «Аскольд» даром, Югославия заплатила за «Ниобе» 18 000 000 динар, т. е. около 9 000 000 франков. Так, в угоду современному кумиру политики и демократии, все и всегда оказывается направленным против логики и здравого смысла.