На веки вечные. Дилогия
Шрифт:
Тут такой масштаб! Вон американский обвинитель Джексон считает, что для него это прямой путь к президентскому креслу…
– Руденко так считать не будет. Ему такое и в голову не придет. Никогда. Хочешь знать мое мнение? Решение политически очень грамотное. Появление Вышинского сразу вызвало бы ненужные ассоциации с процессами перед войной. Я думаю, в Москве это учитывали. А что касается Руденко… Что он видел, этот твой Джексон? Своими глазами? Читал в Америке газеты, да хронику смотрел. А Руденко всю войну был рядом с
«Нужно сделать так, чтобы жизнь немцев на колонизируемых восточных землях как можно меньше соприкасалась с жизнью местного населения… учитывая, сколько там в каждой семье детей, нам будет только на руку, если их девушки и женщины будут употреблять как можно больше противозачаточных средств. Нужно не только разрешать неограниченную торговлю ими, но и всячески поощрять ее, ибо мы ни в малейшей степени не заинтересованы в росте численности местного населения»
Глава V
Светлость и сиятельство
Хотя до начала процесса оставался еще месяц, работа во Дворце правосудия кипела. Большей частью она заключалась в обработке бесчисленного числа документов и переводе их на языки стран-победительниц.
Ребров с сотрудником советского секретариата Аркадием Гавриком, черноволосым южанином с быстрой речью и вечно встревоженными глазами, шли по узкому коридору в русскую секцию бюро переводов, где переводчики из Америки и Франции, переводили с русского и на русский документы, отобранные следствием.
– Попробую договориться, чтобы перевели наш доклад быстрее, – озабоченно сказал Гаврик. – Но не знаю, что получится…
Когда до двери кабинета оставалось несколько шагов, Гаврик остановился и чуть ли не шепотом спросил:
– Ты знаешь, кто у них там главный?
– Еще нет.
– Ее светлость княгиня Татьяна Владимировна Трубецкая, – сделав значительное лицо доложил Гаврик. – Представляешь себе? Ее светлость…
– Ты уверен, что светлость, а не сиятельство? – улыбнулся Ребров.
– А что есть разница?
– Сдается мне, светлость поглавнее будет… Впрочем я в титулах небольшой специалист. И вообще мне все равно – граф или князь. Это все из прошлой жизни. Мы же с тобой советские люди.
В секции за столом, заваленным бумагами, сидела молодая женщина, кутаясь в теплый платок, и что-то увлеченно читала. Она подняла свои лучистые глаза, и Ребров вдруг подумал, что он где-то уже видел это чистое и милое девичье лицо…
– Простите, у нас вот тут текст один, очень важный, мы хотели бы попросить вас
В кабинет вошел пожилой мужчина в форме американского офицера. Поздоровавшись, заговорил с девушкой по-английски. Та что-то ответила. Мужчина повернулся к Гаврику и Реброву с недовольным видом и произнес несколько энергичных слов по-английски, чем окончательно смутил бедного Гаврика.
– Что он говорит? – обернулся Гаврик к Реброву. – Ты понял?
– Говорит, что сделать этот перевод оперативно совершенно невозможно, – перевел Ребров. – Они просто перегружены срочной работой. Он говорит это как начальник бюро.
Девушка с улыбкой сказала что-то грозному военному. Тот удивленно посмотрел на нее.
– Она говорит: позвольте нам, русским, самим договориться между собой, – шепнул Ребров на ухо Гаврику.
Мужчина в форме пожал плечами и ушел, что-то бормоча про себя.
– Он сказал, что не сможет выплатить ей деньги за срочность, – перевел Денис.
– Давайте ваш текст, – протянула руку девушка. У нее были тонкие красивые пальцы.
– Простите, вы та самая княгиня Трубецкая? – спросил Ребров.
– Нет, что вы! Татьяна Владимировна обедает, – и, посмотрев на часы, добавила: – До конца обеденного перерыва еще пять минут. А меня зовут Ирина. Ирина Юрьевна Куракина.
– Куракина… – повторил Ребров.
– Вы тоже княгиня? – поинтересовался Гаврик. – Ваша светлость? Или ваше сиятельство?
– Нет, – засмеялась Ирина, – я, правда, княжна, но… Но это не имеет ровно никакого значения.
Гаврик потянул Реброва за рукав.
– Ну что, пошли? А то еще увидят…
– Иди, я догоню, – отмахнулся тот. Ребров понял, что он не может так просто взять и уйти.
Гаврик, неодобрительно пожав плечами, исчез. Куракина со своей милой улыбкой смотрела на Реброва.
– А что вы так увлеченно читали? – спросил он. – Неужели какой-нибудь Устав международного трибунала? Или протокол допроса какого-нибудь группенфюрера?
Ирина покачала головой.
– Бунина, новый рассказ Ивана Алексеевича в журнале. Называется «Чистый понедельник». Левочка ездил в Париж и привез с собой. У нас на него, – Ирина показал на журнал, – целая очередь…
– А кто это Левочка?
– Левочка Толстой. Внучатый племянник Льва Николаевича. Он работает переводчиком во французской делегации.
– Понятно. А мне вы дадите почитать Бунина?
– С одним условием.
– Каким?
– Если вы скажете, как вас зовут.
– О господи, я не представился! Денис Ребров. Просто Денис. Не князь и даже не граф.
– Ну и что? Знаете, это у грузин каждый второй – князь. Иван Алексеевич Бунин тоже не князь. И даже не барон. А вы – из советской делегации?
– Да. Я… эксперт.