На веки вечные
Шрифт:
Кейдена бесило, когда к нему обращались «сынок», это я уже поняла. Однако его голос был спокойным.
— Никаких обид, сэр.
Он не поправил папу, и я была рада этому. Сейчас было самое неподходящее время для этого разговора.
Иден взглянула на меня, потом на Кейда с озадаченным выражением лица.
— Эв?
Мне нужно было отвлечь ее.
— Папа прав, Иден. Для этого сейчас не лучшее время. Кейдену не нужно это слышать.
— Но... — начала Иден.
— Иден. Оставь это. Пожалуйста, — папа встал. — Как насчет пирога?
— Нет! — она встала, уронив стул на пол. —
Внезапно можно было услышать, как пролетает муха. Дедушкины часы в гостиной напротив столовой пробили семь раз.
— Иден... — начал папа.
— Нет, я так это не оставлю. После того, как мы похоронили маму, ты просто ушел. Ты знаешь, что это так, я знаю, что это так, и Эвер знает это. Ты просто удалился.
Кейд встал, схватил свою и мою тарелку.
— Я... пожалуй, приберусь.
— Сядь, сынок, — сказал папа, не отрывая глаз от Иден.
— Я не ваш сын, — Кейд поставил назад тарелки и сел. — При всем уважении, сэр, не называйте меня так, пожалуйста.
Папа рухнул на стул.
— Я не удалялся, Иден...
— Но это так, мать твою! Ты просто ушел! Бросил нас!
— Я дал вам крышу над головой, разве нет? Я заплатил за ваши автомобили, за ваши квартиры, за ваше образование, — он потер переносицу. — Так что не говори, что я бросил вас.
Я больше не могла молчать.
— Все это, конечно, хорошо, но это не заменяет тебя, — я старалась говорить спокойно и рассудительно. — Я бы лучше была бедной, но у меня был бы ты.
— У тебя был я, — сказал он.
— Нет! — из меня вырвался крик. Тебя не было! Никогда не было! И ты так и не пришел! Вел себя так, словно мы не... не... твои дочери.
— А сколько усилий приложили вы, обе, чтобы общаться со мной? Нельзя только меня винить.
— Ты наш отец! — закричала Иден. — Ну, по крайней мере... должен быть отцом. А сейчас? Сейчас от тебя остались только воспоминания. Такие же далекие, как и о маме.
Папа закрыл лицо руками. Он глубоко, судорожно вздохнул, и потом еще раз, и его плечи затряслись. Мы с Иден обменялись взглядами. И что нам было теперь делать? Сказать ему, что все в порядке? Что мы понимаем и прощаем его? Мы не прощали. Не прощали, не могли простить.
Он встал, повесив голову.
— Так, значит, всего лишь воспоминание? Ну... мне жаль, что я вас подвел.
Папа отошел от стола, шаркая и спотыкаясь, как будто за последние пять минут постарел на сто лет.
— Мне... жаль. Все, что я могу сказать, правда? Жаль.
И потом ушел.
За столом повисла гнетущая тишина.
— Отличная работа, Иден. Прекрасно оживила разговор, — сарказм так и сочился из меня, и я не пыталась скрыть его.
Близняшка злобно посмотрела на меня.
— А что бы ты сделала? Ой, подожди, ты бы ничего не сделала, правда? Ты бы просто сидела тут со своим мужем, о котором папа, кстати, ничего не знает, и ничего не говорила. Ничего бы не делала.
— Я собиралась... Просто ждала подходящего случая. Иден... я же собиралась поговорить, а не ссориться! — я уже кричала.
— Как бы хорошо это получилось у
У меня открылся рот.
— Легко? Легко? О чем ты, мать твою, говоришь? Что мне далось легко? То, что я потеряла маму? То, что мне разбил сердце этот Уилл, Билли как, блин, его зовут? Думаешь, мне это было легко? Думаешь, легко было потерять одновременно маму и папу?
— Для Билли Харпера ты всегда была только потаскушкой на одну ночь, — огрызнулась Иден, — и все, кроме тебя, это знали. И знаешь, что? Знаешь, что еще больше бесит меня? Даже хотя я знала, что Билли было на тебя совершенно наплевать, я все равно завидовала тебе, потому что ты получила то, что другие не смогли, и это просто произошло! Он просто... захотел тебя! Без усилий с твоей стороны. Он захотел тебя. Тебя, не меня. Мы вроде как близняшки, но ты получаешь все. Всех друзей, всех парней, которые клеятся к тебе, всю красоту. Он был у тебя, — она показала пальцем на Кейдена, — всю жизнь, и даже это ты воспринимала, как должное, пока не стало слишком поздно. Так что да, я думаю, тебе все легко дается.
— Не думаю, что это честно, Иден, — сказал Кейден и встал.
— Я не с тобой говорю! — закричала Иден. — Это не твое дело, так что заткнись!
— Эй! — я оттолкнула Кейдена, встала между ним и сестрой. — Не говори с ним так! Это и его дело! Мое дело — это его дело. Что с тобой, блин, не так?
Внезапно она как будто обмякла и облокотилась на стол, обхватив голову руками.
— Я не... не знаю. Я просто хотела, чтобы это было... обычное Рождество. В кой-то веки. Не просто мы с тобой, а... семья. Хоть что-то похожее на семью. В последние несколько лет праздновали только мы, верно? Мы приезжали сюда, но папа... он отстранялся, рано ложился спать, или ему надо было позвонить, написать письмо, еще что-нибудь. И я думала, теперь, когда... у тебя есть Кейд, мы могли бы...
Она встала из-за стола, взяла бокал вина и вышла.
Я молча стояла, а на глаза наворачивались слезы. Сердце болело, я не знала, что делать, и мне было больно.
— Поедем домой, — сказала я.
Кейден кивнул, стал собирать вещи и заводить машину, а я немного умылась. Я убрала со стола и выкинула остатки еды, а посуду оставила для Иден. Так мы всегда и делали, еще с тех пор, когда были маленькими. Я ненавидела мыть посуду, а она ненавидела убирать со стола, так что схема работала, и мы даже не обсуждали ее. Я нашла Кейдена в машине, где он ждал меня. По радио, через айфон, который Кейд включил в USB, играла «Pitter Pat» Эрин Маккарли.
Мы сложились и на Рождество купили машину как подарок на друг другу. Это был форд F-150 возрастом два года с маленьким пробегом. Пришла пора менять машину, с джипом было связано... слишком много воспоминаний. Мы хотели что-то, что бы принадлежало только нам, ему и мне.
Я села рядом с ним, стала слушать музыку и смотерть, как за окном белоснежной стеной валит снег.
— Тебе не нужно кричать на нее из-за меня, — сказал он, когда кончилась песня. — Иден просто была расстроена. И ничего не хотела этим сказать.