На веки вечные
Шрифт:
Капитан, пришедший вместе с командиром бригады, поднялся и по просьбе танкистов коротко рассказал свою биографию, в том числе фронтовую.
— Будут ли у кого вопросы? — обратился Агафонов к собравшимся.
Вопросов не было.
— Тогда у меня будет один,— заявил комбриг. Повернувшись к Грязнову, он неожиданно и, как всем показалось, некстати спросил: — Александр Тимофеевич, скажите, пожалуйста, который час?
Комбат вытащил из кармана гимнастерки золотые часы.
— Десять минут десятого,
Все, у кого были часы, тоже, только машинально взглянули на свои.
— Верно, товарищи бойцы? — спросил комбриг.
— Верно-о-о! — послышалось несколько голосов.
— У кого расхождение, подведите обязательно,— с улыбкой сказал Агафонов,— потому что эти часы вашему комбату в тридцать четвертом году за отличную боевую подготовку подарил сам нарком обороны!
Все по достоинству оценили как необычный вопрос командира бригады, так и "золотой штрих" в биографии своего нового комбата.
Затем с докладом выступил политрук Феоктистов. Он предложил почтить память погибших в боях товарищей минутой молчания. Когда все сели, Илларион Гаврилович напомнил бойцам о легендарном боевом пути Красной Армии, рассказал о героической миссии, которую она сейчас выполняет, защищая честь и независимость Родины и приступив к изгнанию из ее пределов фашистских поработителей. Политрук подвел итоги проведенных батальоном боев, сообщил, что отличившиеся в боях воины представлены к государственным наградам. Закончил доклад краткой информацией о стоящих перед подразделением задачах.
После доклада заместитель политрука Фомин прочитал опубликованные в последнем номере фронтовой газеты "За Родину" два сатирических стихотворения авторов, подписавшихся псевдонимом Братья Пулеметчики, "Обер-брехуну Геббельсу" и "Шпагоглотатель". Механик-водитель Новлянский исполнил недопетую в бане песню "Всю-то я вселенную проехал", а в заключение вечера все присутствующие хором спели "Три танкиста".
10.
Наше наступление продолжалось. Перед тем как ударить на Калиткино, комбриг приказал капитану Горбенко провести ночную танковую разведку. Засветло наметив маршрут, экипажи Савенко, Клочкова и самого Горбенко вышли в исходное положение. Стоял уже март, но морозы не отпускали. А этой ночью еще и метель разгулялась.
С наступлением ночи двинулись вперед. Для звуковой маскировки вдоль позиции стрелков беспрерывно двигались несколько наших танков. В одном месте спешившиеся разведчики обнаружили много противотанковых мин.
Горбенко посветил на карту танковой переноской.
— Попробуем пройти вот по этой просеке,— предложил он.
— Но ведь просека до опушки леса не доходит,— заметил лейтенант Клочков.
— Когда-то не доходила, а сейчас, может, доходит,— сказал
И разведчики, оставив танки на прежнем месте, почти по пояс в снегу направились по новому маршруту. Прав оказался капитан: просека рассекла лес до самой опушки. Только кое-где очень уж узкой оказалась, танку не пройти.
На обратном пути танкисты побывали у командира стрелкового батальона: надо было утрясти ряд вопросов по совместной атаке.
Капитан Горбенко доложил комбригу о результатах ночной вылазки. Агафонов отдал саперам необходимые распоряжения, и саперный взвод за ночь расширил в нужных местах просеку.
Морозным утром 14 марта танковая группа Горбенко скрытно вышла на исходную позицию для атаки. В шесть утра танкисты двинулись в сторону деревни Калиткино. Гитлеровцы встретили их сильным огнем. Капитан услышал, как на левом фланге раздался сильный взрыв. Он тут же увидел, как густой снежный вихрь окутал танк Савенко. Видимо, наехал на мину.
— Савенко! Помощь требуется? — запросил по рации Горбенко.
— Справимся. Ранен механик-водитель,—послышался голос лейтенанта.
— Пока ведите огонь с места! — распорядился капитан.
Повернув перископ, он осмотрел опушку леса, где сосредоточилась наша пехота. "Эх, мать честная! — горестно подумал он.— Хлопцы утопают в разрывах мин. К тому же голову поднять не могут из-за автоматных и пулеметных очередей".
— На опушку леса! скомандовал Горбенко механику-водителю Хорошавину.
Танк, взревев мотором, устремился в указанном капитаном направлении. Приказав механику-водителю остановиться, Горбенко клубком скатился с машины и оказался рядом с каким-то пехотинцем.
— Где командир роты? — крикнул он.
— Я здесь! — послышался рядом голос молодого лейтенанта с перевязанной головой.— Бьют по нас без передыху. Несколько человек убило и около десяти ранило.
— Понимаю, понимаю. Бежать вам за танками — верная смерть. А лежать здесь, на опушке леса, еще хуже — перещелкают, как цыплят. Отведите пока бойцов поглубже в лес. А мы попробуем расстрелять огневые точки. Потом дадим вам сигнал.
Капитан снова забрался в танк" и машина, развернувшись, помчалась в сторону Калиткино.
Стрелковая рота, с командиром которой разговаривал Горбенко, была да самая, где служил и воевал уже известный читателю пулеметчик, а с недавних пор командир взвода старший сержант Константин Румянцев. Он только что вместе со своим вторым номером Петром Хлебникиным вел огонь из пулемета. В это время совсем рядом разорвался вражеский снаряд. Огнем обожгло левую ногу ниже колена.
— Костя, ты ранен? — встревожено спросил Хлебникин.
— Чертовски жжет левую ногу. Полный валенок крови,— стиснув зубы, ответил Румянцев.