На волоске
Шрифт:
— Вы хотите открывать дом для обучения. Такого в Синцерии еще нет, как военных походов, о которых ты мне рассказывала, Мали. Я знаю историю каждой войны и в Империи, и в Виелии, и в любом другом канганате. Ты рассказала мне о том, чего никогда не было здесь. Я навестил старейшего канафара, рассказал ему о том, как можно вести бои, спросил его – было ли такое раньше, но он удивился.
— Шоаран, - выпалила я и тут же потупилась. – Ридган, я рассказывала лишь то, что было в моем прошлом, в прошлом моей души. Я помню это как во сне, и рассказывала все это только затем, чтобы вы
— Да видит мои намерения Даркан Вершитель, что знает воинов и направляет их как в боях, так и в жизни, я не желаю тебе зла, но и уйти не могу, словно что-то внутри держит меня, - он стукнул кулаком по груди.
Я заметила, что из чайника пошел пар, но кипятить его сейчас было нельзя, потому что настой уже был готов. Взяла две глиняные кружки, налила по половине, подала ему, не глядя в его мечущие молнии глаза, и быстро выпила отвар из своей. Потом долила из чайника еще и выпила залпом снова.
— Чем я могу вам помочь? – я, наконец, решилась посмотреть на него и увидела совсем не то, что ожидала. Вместо привычного уже волевого лица и выражения уверенности я натолкнулась на расстроенного, словно не понимающего, что делать дальше, человека. В нем было какое-то отчаяние или даже страх.
— Позвольте мне видеться с вами, - сказал он таким тоном, словно ридгандой была я. Он впервые назвал меня на «вы».
— У меня слишком много дел, - коротко ответила я, но вдруг поняла, что внутри меня какая-то очень маленькая частица поет от счастья, от радости видеть его и слышать его голос. Я снова вспомнила то, что он назвал сном. Я помнила, как мои губы прикусывали его полную нижнюю губу, но потом одернула себя, заметив, что он видит, куда я смотрю.
— Я помогу вам. Мой дом в Гордеро полностью в вашем распоряжении. Через пару рундин я буду вынужден вернуться в Виелию, чтобы озвучить решение кангана. Тогда я займу место канафара в Гордеро.
Канафар – это высший военный чин в этом мире. Шоаран будет военным, как мой муж, который погиб на войне. Хоть я и хотела, чтобы он не ходил за мною по пятам, но теперь, зная, что он вернется в Виелию, а это снова полгода дороги, а потом полгода обратно… мне вдруг стало грустно.
Шоаран ушел, как только Дашала заглянула, и шепнула в приоткрытую дверь, что ко мне пришли. Я была несказанно рада его уходу, но с трудом понимала, чего хочет клиентка. Мысли путались, в голове звучали его слова, суть которых я могла истолковать совсем неправильно, и от этого было еще неспокойнее.
Вторая и третья клиентки были у меня уже не в первый раз, и я усадила сначала Палию, а потом и Дашалу рядом, чтобы они могли попрактиковаться. Девочкам явно это нравилось, и работа шла даже лучше, чем я ожидала.
С трудом дождавшись вечера, мы вернулись домой, где Лафату тут же рассказали о произошедшем. Не успела я предупредить их о том, что пока стоит попридержать язык, как Дашала «вывалила» на нашего защитника весь рассказ о сегодняшнем утре.
Лафат кормил нас запеченной тыкво-картошкой и смотрел на меня, ожидая, когда я сама расскажу детали той части разговора, которую девочки не слышали. Крита заняла оборонительную
— Все хорошо, Лафат. Он обещал не навредить нам. А узнал о нас он тогда, когда сложил «два плюс два». Дашалу он видел у Фалеи, - принялась рассказывать я о нашем разговоре, стараясь не вдаваться в подробности некоторых тем, а тем более я решила умолчать о том, что Шоаран говорил о душевной привязанности.
— Я должен ездить с вами, только что я буду делать там, - ответил задумчиво Лафат.
— Не нужно, эта наша встреча не первая, и если бы он хотел навредить, то сделал бы это уже не раз. Он знает, где мы живем, знает, где мой салон, так что… Только одно меня сейчас очень пугает, Лафат, - я не хотела говорить о том случае с Шоараном в последнюю нашу ночь, но и молчать было сложно. Лафат знал, что происходило в доме Фалеи, и строить из себя кисейных барышень было очень глупо.
— Что, Мали? – Лафат напрягся, хотя и без того наш разговор ему явно не приносил удовольствия. Свобода, как его, так и наша – далась нам очень тяжело, и прощаться с ней он не собирался.
— В последнюю ночь, когда он пришел к Парамаю… Я задержалась у старика за разговором и не уследила за временем, так вот… он сам пришел и увел меня в домик. Только помним мы разное, - краснея и стараясь рассказать, не вдаваясь в подробности, ответила я. Пальцы мяли подол юбки, глаза не поднимались выше стола.
— Что он сказал? – как-то совершенно серьезно заговорил Лафат. Я посмотрела на него. Он часто дышал и отводил взгляд.
— Он сказал, что, когда приехал поздно ночью, я спала, а я помню наш разговор с Парамаем, помню, как ридган пришел за мной. Помню наш раз-го-вор, - я решила не вдаваться в подробности, но вранье явно изменило мой голос.
— Ты заснула у Парамая, Мали. Он напоил тебя травой, которая усыпит любого, а ты выпила две кружки. Он хотел, чтобы ридган не навредил тебе, - Лафат снова опустил глаза.
— Травой? Но наш с ним разговор…
— Только Парамай знает, до какого момента этот разговор был разговором. Он позвал меня поздно ночью, попросил отнести тебя в дом. Он успокоился тогда, думал, что ридган уже не приедет. Старик хотел как можно дольше оттянуть это…
— Но я совершенно точно помню все. Это было правдой! – не унималась я.
— Нет, Мали. Ридган не соврал тебе. Когда я открывал ворота, забирал его коня, уже светало. Ты спала.
— Что это за трава?
– теперь я смотрела на Лафата не стыдясь, потому что внутри стало легко – я не делала того, что мне снилось… Это просто сон!
— Ее дают тем, кто тяжело болен. Дают тем, кто хочет забыться от горя. Он хотел сделать хоть что-то… - оправдывал Лафат Парамая, а я уже не знала, радоваться этому или горевать. Как бы сложилось все, если я не выпила этой травы…
— Хорошо. Мне остается поверить тебе, Лафат, - хотелось быстрее закрыть эту тему и я перевела ее на совсем другую: - Думаю, нам пора заняться школой.
— Я готов, Мали, только скажи, - Лафат снова был впереди планеты всей, как в той сцене про Шурика, где милиционер отбирал желающих «поработать».