На волоске
Шрифт:
— Все, что ты сейчас видишь – твоя свобода, Лена. Эти радости и есть свобода. Все, что заставляет сердце биться, и есть свобода. Малисат жила только этим. Она делала то, что хочет, говорила то, что подсказывало сердце.
— Это не всегда правильно, - ответила я.
— Мы говорим о добрых побуждениях, Лена. Когда ты из-за своих страхов отпускаешь поводья своей жизни, их берет тело Малисат, привыкшее к действию, но ты подхватываешь ее, ты меняешься.
— Я становлюсь Малисат?
— Нет, ты становишься собой.
— Неужели, все это произошло только для
— Наш с тобой разговор – да. Ты не услышишь меня за пределами Храма потому что твои страхи живы. А здесь сильный сигнал.
— Что ты несешь? Сигнал? Здесь большинство людей за пределами Гордеро, да что там, если посмотреть, и в Гордеро, спят на соломе, греются огнем и лечатся молитвами тебе.
— Об этом мы поговорим позже, а сейчас, наслаждайся жизнью и доверяй своему сердцу, - голос стал теряться, растворяться в моей голове, и мое последнее желание – услышать смех моей бабушки, было исполнено. Я слышала его еще долго-долго. До того момента, пока что-то холодное не обрушилось на мое лицо.
Я открыла глаза и поняла, что меня держит Шоаран, а незнакомый сухой старик водит по лицу комком снега. Он тает и стекает по лицу и шее за шиворот.
— Достаточно, не нужно больше, - я с трудом выдавила из себя слова. Была огромная жалость, что я не могу вернуться туда, к голосу бабушки, к состоянию невесомости и какой-то всеобъемлющей любви.
— Сначала ты стояла, слушала меня, потом я понял, что ты сейчас не с нами, а слушаешь с улыбкой только тебе слышимые голоса. Когда я взял тебя за руку, ты начала падать, будто я прервал какую-то невидимую нить, что держала тебя, - Шоаран говорил быстро и сбивчиво, но старик, который наконец убрал снег от моего лица странно улыбался, шепча себе под нос что-то и покачивая головой в такт словам.
— Эрина признала ее, ридган. Эрина говорила с ней, - чуть слышно сказал старик и взял меня за руку. – Она сказала вам, как нужно жить? – его интерес был не простым любопытством. Случай со мной очень много значил для него.
— Сказала жить так, как говорит мое сердце, следовать его желаниям, - выпалила я не думая. Голова перестала кружиться, и я попробовала отстраниться от Шоарана, который все еще держал меня за талию одной рукой, а второй прижимал к себе.
— Я отвезу тебя домой, - поняв, что я стараюсь отдалиться, сказал Шоаран и повел меня к выходу, не обращая внимания на старика, который явно не собирался меня отпускать.
— Я должна ехать в школу…
— Ты там живешь теперь? – в его глазах я прочитала не столько заботу, сколько осуждение.
— Где мне жить – только мое дело, ридган, - ответила я и выставила перед собой руки, чтобы оттолкнуть его, но он не собирался сдаваться.
Да, твое, только я уверен, что ты не спишь достаточно. Говорящие Боги – выдумка хранителей, жрецов и слабых людей, - чуть слышно прошептал он мне на ухо, когда ему удалось отвести меня к дверям. – Курящиеся здесь травы кого угодно заставят слышать голоса.
— Я не уверена, ридган, что это Боги, но я отчетливо слышала голос своей бабушки.
Он отвез меня в школу, нашел Мидели, сам проводил
— Ты исхудала, Мали. А ведь ты не в дороге уже, и давно устроилась здесь.
— Я не ем много. Но я не голодаю.
— Тогда нужно больше спать, - он явно не собирался уходить. – Я оставлю тебе своего человека. Он приедет вечером, как только примет дела и проводит меня. С ним прибудут две служанки. Я велю им присмотреть за тобой. Ты будешь есть и хорошенько спать. Часть дел они возьмут на себя. Они пишут и читают, - он не унимался, рассказывая мне о своих планах, которые мне не особо нравились.
— Мне не нужны няньки, ридган.
— Если ты не согласишься, мне придется забрать тебя с собой в Виелию.
— Я вспомнила, что Виелия находится совсем рядом с Алавией, и меня передернуло. Похоже, он это заметил, потому что уголок его губ чуть поднялся, словно он сдержал улыбку.
— Вы решили запугать меня, ридган?
— Нет, я говорю о том, что я собираюсь сделать, боргана Мали.
— Хорошо, но сейчас вы должны уйти, - я встала, пытаясь дать понять, что разговор закончен, но он сидел напротив и даже глазом не моргнул.
— Я дождусь, когда ты съешь хоть что-нибудь.
— Я сама позабочусь о ней, ридган, - сказала Мидели, вошедшая в библиотеку. – Она и утром отказалась поесть, но теперь я возьмусь за нее.
— Только сделайте так, чтобы она больше не падала от бессилия, - он встал и направился к двери, чему я была рада. – Мидели, вечером прибудут мои служанки. Проследите, чтобы они приготовили хорошую комнату боргане. Негоже спать здесь, - он указал на деревянный диван, который и правда был моей кроватью уже несколько ночей.
— Как… скажете… ридган, - ответила Мидели, которая не смела перечить ридгану, но сомневалась, не понимая, кто он и почему отдает приказы. В то же время, она понимала, что я хочу, чтобы он ушел.
После его ухода вся забота этой женщины, что раньше распространялась на ее хозяйку, снежным сугробом с крыши обвалилась на меня. Она дала понять, что теперь я буду жить иначе, спорить у меня не было сил, хотелось только, чтобы она оставила меня наедине со своими мыслями об Эрине. Этот голос не был плодом моего больного воображения. Я могла поклясться, что он был таким же реальным, как все окружающее.
С боем я отправилась в салон, но Мидели настояла проводить меня. Поняв, что я в порядке, она ушла, но дала кучу наставлений Валии и Крите по поводу моего состояния.
Девочки без меня приняли пару женщин и наперебой рассказывали, как они делали им прическу, как те восхищалась их трудом. Я вспомнила о парике Палии и расстроилась. Если бы не Шоаран, сегодня я закончила бы работу с ним и вернула девушке ее волосы.
Уже ближе к вечеру я вернулась в школу, где меня ждал мужчина лет пятидесяти с совершенно седой головой, острым, каким-то птичьим взглядом, и две девушки-служанки. Мидели пожала плечами, и это все, что она могла сказать мне о наших гостях.